— Сделай его, и уже завтра тебя отправят наверх, — великодушно пообещал он зэку.

Бугай радостно осклабился. Поднял трубу и стал со скоростью циркулярной пилы вращать ею в воздухе. Медленно наступая на меня, он делал ложные выпады, но лишь один раз зацепил меня по плечу. Я заметил у него признаки усталости — вращать массивной трубой оказалось делом нелегким. Я экономил силы, уклоняясь от наскоков и дожидаясь, пока Бугай допустит ошибку и откроется для одного, но фатального для него удара. Обманув меня ложным выпадом в голову, он мгновенно изменил направление удара, и рваные края трубы прочертили на моем прессе несколько кровавых царапин. За это коварство я ногой выбил у него из рук обрезок и тут же раскрытой ладонью сломал ему ключицу. А когда он задохнулся от жгучей боли в груди, апперкотом отправил его в нокаут. Бугай еще какое-то время раскачивался на ногах, прежде чем, словно подрубленное дерево, завалиться на спину и больше не вставать.

Недовольный свист и гул толпы были для меня лучшей наградой.

— Это еще не победа! — безапелляционно заявил Эббот, выходя в центр арены. — Тишина!

Переступив через Бугая, раскинувшего руки, Эрик решил взять ситуацию в свои руки.

— Этот бой нельзя считать равноценным, ибо Грин слишком опытный боец для простого парня, выставленного против него. Предлагаю устроить представление поинтересней. Пятеро моих людей с шоковыми дубинками против него одного!

Однако ропот зрителей лишь усилился. Кем бы ни был Эббот, нарушать законы гладиаторских сражений он не имел права.

Сообразив, что нарушил некое табу, Эрик предложил выставить других претендентов. Но никто не захотел выходить на арену.

— Неужели все настолько напуганы этой неубедительной победой? — Эрик, запустив руку в подсумок, вынул горсть риалов. — Это богатство достанется победителю!

Такая сумма, по меркам тюрьмы, была огромной, но зэки молчали. Все с ненавистью смотрели на Эббота, угрюмо сжимая кулаки. Лишь оружие охранников сдерживало их порыв схватить и разорвать на части наглеца, дерзнувшего явиться в чужой монастырь со своим уставом. На дне Трубы власть Эббота была эфемерной в отличие от той, что на поверхности, и каждый об этом знал.

— Значит, желающих больше нет, грязные крысы? — крикнул Эрик, пряча деньги.

— И не будет. Никому твои деньги не принесут ни грамма счастья!

Замогильный голос из задних рядов заставил всех повернуть туда головы. Заключенные разошлись в стороны, а в круг арены шагнуло существо, которое, мягко выражаясь, выглядело весьма экзотично даже для адского дна. Ростом под два метра, оно было с ног до макушки лысой головы покрыто затейливыми наколками и цветными узорами. Толпа почтительно зашумела в знак приветствия, а Эббот, сощурив глаза, распрямил спину и презрительно задрал подбородок, демонстрируя свой — как он считал — более высокий статус.

— Как ты смеешь вмешиваться, Хьюго? Я вижу, порядок тут заметно ухудшился, если меня прерывает каждый уголовник, вздумавший высказать свое мнение вопреки субординации.

Синюк — а это был именно один из них — лишь иронично выгнул бровь:

— С каких это пор, Эрик, ты смущаешь умы простых людей? Ты ведь знаешь, что «она» тебя за это не похвалит. Знай свой шесток, цирик, и не суйся, куда не просят. Думаешь, если у тебя куча стволов, а за твоей спиной маячит тень Фримена, ты можешь менять порядки, установленные еще нашими предками? Ты опасно заблуждаешься, как любой глупец, не обремененный мозгами. Или ты желаешь, чтобы тебя в один прекрасный день нашли с поцелуем Элиты на губах? Вижу, что такая перспектива тебе совсем не по душе, как и твоим громилам.

Эббот стал белым как мел и не смог ничего ответить. Яростно сжав рукоять пистолета, он был готов испепелить наглеца, но невидимые и необъяснимые путы удерживали его от этого поступка. Покраснев от гнева, Эббот нашел в себе силы сделать своим людям знак расслабиться и опустить оружие.

Синюка это более чем устроило, но он и не думал останавливаться:

— Возвращайся к себе наверх и перестань устраивать дешевые провокации. Если ты сейчас проявишь упрямство и гордыню, можешь навсегда распрощаться с благосклонностью Элиты. Со следующей недели начинается большая работа по выработке новых жил, и будет обидно, если тонны породы окажутся пустыми, а твоих парней утащит Потрошитель. — И уже обращаясь к молчаливым заключенным, гигант добавил: — А вы все расходитесь по своим камерам. Масть, проследи, чтобы выигравшие получили свое. Сегодняшний победитель — заключенный Грин, и любой, кто усомнится в этом, будет иметь дело с моими хозяевами.

Именно в этот момент на наземные руины «Грин Бича» бомбовоз Империи сбросил кварковую бомбу «Джи-4». Все стало ходить ходуном, и людей под землей охватила паника. Свет погас.

— Это будет тебе уроком, Эрик! — раздался в темноте голос Хьюго. — Элита выражает свое недовольство. Если это не ее знак, тогда я балерина! Ха-ха-ха!

Но Эббот его уже не слушал. На всех радиоканалах царил такой хаос переговоров и криков, что разобраться в ситуации не представлялось возможным. Включив фонари, Эббот и охранники стали прокладывать дорогу сквозь толпу, щедро раздавая удары прикладами направо и налево.

— Пойдем со мной, — прошипел Синюк, хватая мою руку скрюченными пальцами с длинными когтями. — Мои хозяева желают поговорить с тобой. Довольно неподчинения законам. Тебе нужно было послушаться Козыря, и тогда твоя жизнь была бы совсем иной. Эрик сам разберется с этой аварией, а у нас полно других дел.

— У кого это у «нас»? — спросил я, но Хьюго не соизволил ответить.

Его люди, расталкивая в стороны тех, кто налетал на нас в потемках, зорко следили, чтобы я не отстал в общей суматохе. Пройдя несколько секторов, мы вышли к ремонтным мастерским, куда вход заключенным в это время суток был строго запрещен. Застывшие здесь буровые машины были слишком ценным имуществом. Сектор охраняли не люди, а киборги. Эти полубелковые-полумеханические создания были бескомпромиссны, как утюги, и суровы, словно гранитные плиты. Киборги раскрутили было роторы пулеметов, но, идентифицировав нашего лидера, передумали и разошлись в стороны. Подобное старье раньше применялось на полях сражений, во время атомной войны с гайлатинянами, а сейчас их использовали в качестве охранников.

Минут пятнадцать ходьбы — и за последним поворотом показались двери лифта. Трое встречающих нас людей были обнажены по пояс и покрыты татуировками, пусть и не такими затейливыми, как у Хьюго. Они зашли с нами в лифт и сопровождали до тех пор, пока мы не вышли к пневматическим поездам, курсирующим меж подземными комплексами «Грин Бича» и «Марине Минес». Внутри вагонов царили ржавчина и старая паутина, но кресла приятно радовали глаз сочными красками.

— Присаживайся, — предложил Хьюго. — Путь неблизкий.

— Куда мы направляемся?

— Известно куда… в Мини-Таун. Слыхал о таком? — ухмыльнулся Хьюго.

Разумеется, я слышал о Мини-Тауне. О чем еще могут мечтать заключенные в свободное от работы время? Только о месте, где живет верхушка тюремного сообщества, не обременная трудом и поисками пропитания. Мини-Таун был некогда резервным бункером и долгое время служил бомбоубежищем для многих предшественников Фримена. Когда исчезла опасность большой войны, отпала и нужда в резервном бункере. Не знаю, каким образом, но группа влиятельных заключенных договорилась с тюремным начальством и забрала себе всю инфраструктуру бомбоубежища вместе с линией пневмопоездов. И если Синюки были обязаны жить как все — в тюремных камерах, — то на их хозяев, Расписных, это не распространялось. В каждом сообществе, во все времена, были те, кто ходил босыми ногами по холодной земле, и те, кто сидел у них на шеях в теплых ботинках.