Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Адэр развернул её к себе лицом:
– Рассудок говорит: «Нельзя», а сердце кричит: «Можно…»
Расстегнул на её шее зажим. Скользнув по груди, серебряный обруч упал в песок, взметнув веер песчинок. Бережно снял с её головы чаруш – так открывают сосуд, наполненный бесценным напитком.
– Души моей смятенье… – Провёл кончиками пальцев по её щеке. – Испить тебя по капле…
Легонько коснулся губами уголка губ Малики. Поцеловал другой уголок. Обхватив её подбородок ладонью, приоткрыл ей рот:
– Сорвать твоё дыхание…
Она закрыла глаза.
– Большими глотками, взахлёб, – прошептал Адэр и припал к её губам.
Малика застонала. В чувства вплелась яркая лента. Потоками лавы по жилам хлынула кровь. Внизу живота появилась боль: сладостная, тянущая к земле. Впустить в себя, слиться, впитать…
Адэр запустил пальцы ей в волосы. Придерживая другой рукой за талию, положил на землю. Навис над Маликой, всматриваясь ей в лицо:
– Хочу сшить себя заново…
Стиснув в кулаках плечики платья, потянул в разные стороны. Алый бисер взметнул в небо и смешался с бабочками. Ткань податливо лопнула и съехала с тела.
Адэр провёл руками по её груди, горячие ладони заскользили по животу, ниже… Требовательно развели ей бёдра. Малика выгнулась.
– Умереть и воскреснуть с тобой… – Адэр склонился над ней – так склоняются к букету цветов, чтобы вдохнуть его аромат. – Мой сон сбывается.
Малика подняла веки. Перед глазами на кожаном шнурке качался изумрудный ключ.
– Где вы его взяли? – Надсадно дыша, схватила ключ. – Вы рылись в моём шкафу? Кто вам разрешил?
Разжала кулак. Ключ исчез… Подняла взгляд:
– Иштар?.. – и выдохнула со всхлипом.
Он резко отклонился назад:
– Мы возвращаемся во дворец.
Шатаясь, едва не падая, она встала на ноги и окинула взглядом пустой зал. Краски размыты, словно подёрнуты мутной плёнкой. Посмотрела на Иштара; он сидел на полу, обхватив лоб ладонью.
– Ничего не было.
Он сгрёб с пола плащ и швырнул в Малику:
– Потому что я не захотел.
Она накинула плащ на плечи и, покачиваясь из стороны в сторону, побрела в купальню. Смыть с себя всё…
Подставляя лицо воде, Малика плакала от унижения и обиды: мир желаний насмеялся над ней. Надев дорожное платье и накинув на голову чаруш, вышла из храма и забралась на заднее сиденье автомобиля. Иштар отодвинулся к окну, словно в салон уселась прокажённая. Стыдясь посмотреть на него, Малика вжалась в дверцу и прильнула лбом к стеклу.
За окном промелькнули дома, потянулись барханы. На горизонте, на фоне жёлтого неба, буря скрутила столбы песка. Закрыв глаза, Малика царапала пальцами обивку сиденья. Душевная боль пережёвывала каждую клеточку, сдавливала дыхание и грозила вырваться очередным потоком слёз.
***
За время, проведённое в дороге, боль не утихла, а на подъезде к Кеишрабу и вовсе стала нестерпимой. Слыша дыхание Иштара, Малика сгорала от стыда. Закусив нижнюю губу, не сдержала стон.
Иштар, сидя на другом конце сиденья, посмотрел искоса:
– Опять галлюцинации?
– Отвези меня к Хёску.
– Зачем?
– Отвези! – повторила Малика, едва не сорвавшись на крик.
Иштар дал знак водителю и отвернулся к окну, за которым потянулись городские улицы.
Когда автомобиль затормозил на площади перед храмом, Малика выбралась из салона:
– Меня не жди, – и хлопнула дверцей.
В зале шабиру встретил служитель. Выслушав её приказ, скрылся за потайной дверью.
Вскоре появился Хёск:
– Шабира? Так поздно? – спросил он, посмотрев поверх её плеча.
Что он там увидел? Машину? Иштара? Уже неважно.
– Отведи меня в жилую комнату, я заночую в храме, – промолвила Малика, направив взгляд на дымящий чан в центре зала. – И вели принести мне апельсин и нож.
– Зачем?
– Хочу есть.
Хёск провёл её в помещение со скудной обстановкой. В боковой стене находилась ещё одна дверь: за ней ванная и спальня. Служитель поставил на столик блюдо и удалился.
Малика взяла стилет.
– Осторожно, он очень острый, – предупредил Хёск, усевшись на кушетку.
Малика разрезала апельсин и под пристальным взглядом жреца, выдавила сок на пол. Может, хоть так удастся перебить одуряющий запах тлеющего порошка.
– Теперь отойди к двери.
Хёск нахмурился:
– Мне уйти?
Малика сорвалась на крик:
– К двери, урод!
Стиснув зубы, Хёск поднялся и отошёл к порогу.
Малика забилась в угол. Притянув ноги к груди, упёрлась локтями в колени и приставила остриё клинка к горлу. Она не хотела убить себя или ранить – это была единственная возможность ухватиться за реальность, которая неумолимо ускользала.
– Чем ты меня отравил?
Хёск изменился в лице:
– С чего ты взяла?
– Я перережу себе горло.
Выглянув в коридор, Хёск затряс руками:
– Успокойся и отдай мне нож.
– Ещё секунда…
– Это было лекарство, – протараторил Хёск. – Я нашёл в архиве свидетельства очевидцев. Этот жрец действительно сошёл с ума. У тебя похожие симптомы. Я лечил тебя, а не травил.
– Иштар знал?
– Я действовал по его приказу.
– Бог мой… – пробормотала Малика, чувствуя, как рушится внутренняя опора.
– Мы думали о твоём психическом здоровье.
– Почему мне ничего не сказали?
– Ты пытаешься что-то изменить и не понимаешь, что нельзя вмешиваться в божий промысел. Нас волнует будущее Ракшады, а ты думаешь только о себе.
Малика подняла голову:
– Ошибаешься. Вот как я думаю о себе, – и резким движением сделала глубокий продольный надрез на запястье. В голове тотчас прояснилось.
Хёск вытаращил глаза:
– Эльямин…
Малика ещё крепче сжала рукоятку стилета и вновь приставила клинок к горлу:
– Чем ты меня травил?
– В это лекарство входит компонент, который вызывает половое влечение. Совсем чуть-чуть.
– Хотел превратить меня в шлюху?
– Позволь мне остановить кровь, – промолвил Хёск и сделал шаг.
Малика нанесла на запястье ещё один надрез:
– Назад!