Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автомобили остановились возле похожего на крепость храма, построенного на берегу пруда. По ребристой поверхности воды плавали лебеди. Ветер раскачивал деревья, тянувшие к берегу тонкие длинные ветви.
Из сторожевой будки вышли два прислужника и открыли железную калитку. Хёск выбрался из своего автомобиля, в ожидании хазира с шабирой уставился на флюгеры в виде волшебных птиц, вертящиеся на башнях крепости.
Иштар жестом велел водителю покинуть салон и впервые за время путешествия повернулся к Малике:
– Я зимний, но горячий. Я родился зимой.
Она выдавила улыбку: для себя, не для Иштара – он всё равно не увидит:
– Даже не верится, что в Ракшаде есть зима.
– Времена года здесь никто не отменял.
– И... когда твой день рождения?
– Сегодня. Но в Ракшаде не принято его праздновать.
– А я уже хотела тебя поздравить.
– Мы празднуем зачатие. Праздник называется «Дата Мглы». Жизнь зарождается во мгле.
Малика покачала головой: видимо, это правда, что муж приходит к жене лишь для того, чтобы зачать ребёнка. Но на всякий случай спросила:
– Вы знаете дату?
– Конечно. Муж совокупляется с женой в определённый день. Расчётами занимаются специальные люди. Даже Хёск может рассчитать, зная цикл женщины и её физические характеристики.
Малика затеребила края чаруш:
– Понятно…
– В храме не смотри на меня. Ладно? – промолвил Иштар, глядя в лобовое стекло. – У меня слишком долго не было женщины.
– Что они будут делать?
– Ничего такого, за что им должно быть стыдно.
– Может, ты пойдёшь один?
– Нет. Просто не смотри на меня, – повторил Иштар и открыл дверцу.
Войдя в калитку, паломники словно перенеслись в другой город с множеством длинных домов, узенькими извилистыми улицами и зеленеющими скверами. В центре городка на площади стоял белый храм с огромными серебристыми окнами. Стены были украшены барельефами танцующих девушек. В лучах солнца переливалась серебряная крыша.
Возле парадной двери лежала жрица в широком белом платье, уткнувшись лбом в жёлтую землю.
– Поднимись, – приказал Иштар.
Жрица села на пятки и прижала ладони к груди; её жесты были плавными, а принятая поза изящной, женственной:
– Я знала, что когда-нибудь увижу тебя.
– Саизель? – спросил Иштар.
– Да, мой хазир, – выдохнула жрица.
– Мы пришли посмотреть танец Джурии.
– Да, мой хазир, – сказала Саизель и, поднявшись, провела паломников в зал с высоким куполообразным потолком и двумя ярусами балконов.
Вдоль стен, покрытых серебряными орнаментами, лежали шёлковые подушки и стояли полукруглые диваны. В углах храма на треногах были установлены чаны, и в искрящемся серебром воздухе витал знакомый пьянящий аромат.
– Нам лучше сесть на балконе, – сказал Хёск.
– Ты разучился контролировать свои мысли? – произнёс Иштар и обратился к Саизель: – Определи шабире самое удобное место.
Поклонившись Малике, жрица повела её к дальней стене и – когда шабира опустилась на диванчик – скрылась за потайной дверью. Хёск сел в напряжённой позе возле одной боковой стены, Иштар развалился на подушках с другой стороны зала.
Ожидание затянулось. Малика боролась со сном. Мысли сделались вялыми, веки потяжелели. Перед внутренним взором прокатила волна и выбросила пенный гребень на белый берег. На песок легла мужская рука. До боли знакомая рука… Холёная кожа, длинные пальцы, ухоженные ногти. Рукав белой рубашки с подвёрнутой манжетой. Адэр…
Издалека донеслась стонущая музыка, послышался перезвон колокольчиков. Локоть упёрся в песок, появилось плечо, обтянутое влажной тканью. Прозвучал смех. Это Адэр… Широкая спина, водопад спутанных светло-русых волос.
Малика потянулась всем телом вперёд. Повернись лицом. Дай посмотреть тебе в глаза. Я истосковалась…
Адэр откинулся на спину и, запрокинув голову, зажмурился от солнца. Налетевшая волна на миг скрыла его, а откатив, распахнула рубашку на груди. Ключ… изумрудный ключ на кожаном шнурке… Где ты его взял?
Резко отклонившись назад, Малика очнулась. В центре зала танцевали девушки в прозрачных платьях. Интимные места закрывали золотые и серебряные вышивки в виде завитков, переплетённых с листьями и цветами. Танцовщицы выгнулись в чувственных позах и замерли. Музыка затихла.
Малика облокотилась на колени и, прижав руки ко лбу, закрыла глаза, пытаясь вернуть видение. Душа плакала, а сердце рвалось на части от невозможности очутиться рядом с Адэром, насладиться его улыбкой, прикоснуться невзначай…
– Идём, – прозвучал голос Иштара.
Малика подняла голову. Сесть к нему в машину и вновь оказаться в кошмарном плену обманных чувств…
– Можно я останусь?
Иштар нахмурился:
– Ты хочешь остаться?
– Да.
– Зачем.
– Хочу научиться танцевать, как они.
Иштар присел на корточки:
– Ты же не надумала стать джуриёй?
– Нет. Нет! Пришли за мной машину. Через неделю.
– Начинается сезон штормов.
– Тогда после него.
Иштар поднялся, одёрнул рукава плаща:
– Хорошо. – И направился к двери, возле которой топтался Хёск.
Перекинувшись парой-тройкой фраз, они покинули храм.
К Малике подошла жрица:
– Меня зовут Саизель. Пойдём, я покажу тебе комнату.
Малика встала:
– Мне право неловко, что я своевольничаю.
– Шабира слышит глас Бога, а не своевольничает, – промолвила Саизель и повела её к потайной двери.
Пройдя через внутренний дворик, они задержались возле порога отдельно стоявшего здания: разулись и помыли ноги в роднике. Переступив порог, пересекли вестибюль с множеством дверей и вошли в комнату со скромной обстановкой, но с настоящим прозрачным окном.
Примостившись на подоконнике, Малика посмотрела на лужайку, поросшую густой травой. Здесь она никого не станет спрашивать и обязательно пройдётся босиком. Обернувшись к Саизель, указала на диван:
– Присядь и расскажи о ваших правилах.
– Правила очень простые. Подъём в шесть утра. Молитва.
– Я не молюсь.
Немного подумав, Саизель кивнула:
– Просто посидишь в молебственной комнате.
– Хорошо. Посижу.
– Затем завтрак. Занятия. Купальня. Массаж. Молитва. Обед. Два часа сон. Занятия. Купальня. Массаж, молитва и ужин. Для отстающих после ужина ещё занятия.