— Вы серьезно думаете, я поверю, что она вам не сообщила? — ответила я и отвернулась. — Да даже если бы и не сообщила, женатый инор не должен связываться с молоденькой иноритой.

Это нам в приюте повторяли постоянно. Нельзя встречаться с женатыми инорами. Ничего хорошего из этого никогда не выходит, и страдает всегда девушка. История моей мамы это подтвердила.

— Не должен был, — ответил он. — Но это было сильнее меня. И я ей писал. Только она мне не отвечала.

— Значит, была на то причина, — холодно сказала я.

Он замолчал, а у меня и раньше не было желания с ним разговаривать. Я выяснила, кем были мои родители, и что? Кому-нибудь от этого стало хоть немного лучше? Мне самой — нет. Разве что теперь стало понятно, почему с приходом в этот магазин меня постоянно пытаются то использовать в своих некрасивых целях, то вообще — убить. Лучше бы я пошла работать на фабрику и ничего не узнала. Я увидела стоящую перед дверью в кабинет тетю Маргарету и поняла — нет, не лучше. Ей я нужна.

— Почему Эльза мне ничего не сообщила? Почему ребенок воспитывался в приюте при живой тете? — возмущенно спросил у нее инор Шварц, как будто имел право на такой допрос.

— Я ничего не помню, — ответила она извиняющимся тоном. — Все, что касалось этой истории, полностью стерто из моей памяти. Я даже не помню, что у нее был роман именно с вами. Помню лишь, что Эльза чего-то боялась, и, как оказалось, не напрасно. Тогда я думала, ее унес несчастный случай, сейчас я не так в этом уверена.

— Тетя, вы не должны перед ним отчитываться, — сказала я и взяла ее под руку. — Пусть он теперь говорит что хочет, но тогда не смог защитить любимую женщину, и этим все сказано. И что-то требовать от вас сейчас не имеет права. И почему вас выгнали из кабинета?

Дверь открылась, выпустив наружу Рудольфа.

— Там менталист работает, а вы ему мешаете, — прошипел он.

— Выключили бы наружный звук, — проворчал инор Шварц, — дел-то.

— Там артефакт барахлит, — пояснил Рудольф. — Поэтому постойте немного тихо, потом поговорите.

Мы замолчали. Я держалась за тетю, она поглаживала меня по руке, желая успокоить. Но я успокоиться не могла, я просто кипела от злости. Меня всегда возмущали безответственные мужчины, такие как инор Шварц. О чем он думал, когда вскружил голову моей матери, а потом бросил ее разбираться с последствиями в одиночку? Письма он ей писал, видите ли! А должен был с собой взять, если любил. На новоявленного отца я не смотрела. Я уже сказала ему все, что думала, и ничего добавлять к этому не собиралась. Внезапно дверь открылась, и оттуда вышел измученный бледный инор, явно побывавший в мозгах у той отвратительной иноры и испытывающий после этого лишь омерзение.

— И что? — бросился к нему Шварц.

— Да, убить хотела, — устало бросил менталист. — Она тебя ненавидит еще после той истории с любовницей. Ее она тоже… Сначала просто угрожала, а когда стало известно, что ты в Гаэрру возвращаешься, убила и сымитировала несчастный случай.

— Значит, Эльза пыталась тебя защитить, — глотая слезы, сказала мне тетя Маргарета, — а память мне подчистила, чтобы у меня нельзя было ничего выяснить про ребенка.

— Но почему она мне не написала? — хрипловато сказал инор Шварц.

— Так наверняка писала, — ответил ему Рудольф, — но сами понимаете, для вашей жены выписать требование с перехватом корреспонденции не проблема. Так что ни мама Штеффи не получала ваших писем, ни вы — ее.

— Штефани, — умоляюще сказал Шварц.

Я от него отвернулась. Для меня он кругом виноват. Не встреть его моя мама, я бы не появилась на свет, но она осталась бы жива, счастлива с кем-то другим, и у нее были бы дети, на радость семье и тете Маргарете. Поэтому не хочу его ни слушать, ни тем более — прощать. Инору Шварц еще долго допрашивали. Единственное, что я выяснила, пока мы стояли в ожидании в коридоре, — зачем она заказывала крем в нашем магазине. Инора Шварц, служившая в одном из отделов Сыска, намеренно вела себя таким образом, чтобы вынудить тетю Маргарету использовать ментальную добавку для заказанного крема. Потом она собиралась предъявить тете результат экспертизы и, под угрозой тюремного заключения за использование запрещенной магии, заставить сделать партию для нужд своего отдела. Но ничего запрещенного там не нашли, поэтому злость иноры, пришедшей в магазин выяснять отношения, была понятна. Вывели преступницу уже в антимагических браслетах, она зло оглядела нашу компанию и выдавила в сторону инора Шварца:

— Ты мне всю жизнь сломал, сволочь! Ненавижу!

— Нам просто надо было развестись, — ответил он. — А еще лучше — никогда не жениться.

Мне было не жаль ни его, ни ее. Быть может, я смогла бы отнестись к обманутой жене с сочувствием, если бы она не пыталась идти по трупам. Но ее выбор моего уважения не заслуживал.

— Что теперь с ней будет? — спросила я Рудольфа.

— До суда посидит в заключении. А там уж как суд решит, — ответил он и виновато добавил: — Штеффи, а ведь я тоже не смог тебя защитить. Ты просто чудом в живых осталась.

— Не смог, — коротко согласилась я, не желая об этом говорить.

Что я могла добавить к сказанному? Сейчас совсем не до разговоров. Тетя Маргарета себя чувствовала очень плохо. Все эти волнения сегодняшнего дня очень дорого ей обошлись — она то и дело хваталась за сердце. До дома дошла с большим трудом и сразу легла, виновато пробормотав, что так и не успела приготовить мне комнату. Она выпила какие-то таблетки, лежавшие в верхнем ящике тумбочки, и уснула. Но дыхание было тяжелым и неровным, что меня сильно беспокоило. Не нужно ей торговать своим здоровьем. Все эти богатые иноры могут без ее кремов прекрасно обойтись. Раньше ей не для кого было беречься, но теперь у нее есть я, и я позабочусь о ней. Я прилегла рядом — ей будет кого позвать, если вдруг ночью станет хуже. Для нас с ней одиночество закончилось.

Прошло несколько дней. Тетя Маргарета пришла в себя как от обретения родной племянницы, так и от того, что чуть было опять не осталась одна. Она была уверена, что моя мать поместила меня в приют и заставила ее саму забыть случившееся, чтобы никто ничего не мог узнать, так как инора Шварц неоднократно угрожала любовнице мужа. Я была склонна с ней согласиться, хотя записка все равно казалась мне слишком сухой. Но быть может, мама не хотела, чтобы я, став взрослой, ее разыскала и попала под удар жены отца? Опасения ее оказались небезосновательными. Теперь никак не узнать, что она думала и чего хотела. Я согласилась остаться с тетей Маргаретой, чем ее необычайно порадовала. Теперь уже она хотела осчастливить всех, кого сможет, и убеждала меня, что инор Шварц не так и виноват, и пыталась нас с ним примирить. Я не соглашалась с ней. Я давно вышла из возраста, когда нужен отец, и он все эти долгие годы как-то без меня обходился, сможет прожить и дальше. Но тетя и новоявленный отец с моим решением не соглашались и постоянно пытались хоть так, хоть иначе заставить меня принять и второго родственника.