Понаблюдав еще немного за таинственным соседом и поломав голову насчет его происхождения, Витька переключился на собственные проблемы. На первый взгляд могло показаться, что ему в кои-то веки повезло, но если заглянуть в будущее хотя бы на неделю-две, становится понятно, что это лишь отсрочка. Да, «крольчатник» — заведение привилегированное, но помещенный сюда раб должен свои привилегии отрабатывать, а в то, что из него получится племенной производитель, Витька не особо верил. Хотя бы потому, что он не животное — тупо крыть каждую приведенную к нему женщину, да еще и на виду у соседей. Даже если стиснуть зубы и сказать себе, что для выживания любой способ хорош, это еще большой вопрос — получится ли у него что-нибудь в такой обстановке. По всему выходит, что через неделю-другую хозяева убедятся в его бесполезности и выкинут бракованный экземпляр, чтобы не занимал место и харчи не переводил зазря. Хорошо если в рабочую бригаду, а могут и в «кормушку»… Была бы хоть надежда, что его найдут и спасут, стоило бы потянуть время, а так — откуда помощи ждать? Родная лавочка оформит несчастный случай на работе, и даже искать не станут, некому уже искать, все эвакуировались. Даже извещение послать будет некуда, ведь у него никого нет и никому он не нужен, кроме Дэна, да еще нескольких приятелей. Даже если Дэн его разыщет и убедится, что друг Витька жив и ждет помощи, — что он сможет сделать? В лавочке его просто пошлют или предложат самому придумать способ вытащить пропавшего агента из рабских загонов Повелителя. И винить их не в чем — ну какой самоубийца рискнет штурмовать Первый Оазис при живом Повелителе? Даже Мафеевы приятели, могущественные маги, не рискнут. Разве что как раз за эту несчастную неделю успеют свой хитрый план провернуть, но это будет уж совсем запредельное везение, и не Витьке Кангрему на него рассчитывать…

В храме по-прежнему царили пустота и пыль, только все тот же служитель с метелкой безуспешно пытался с ними бороться, оживляя своей сгорбленной фигурой безлюдный зал и перегоняя пыль с места на место. На этот раз он стоял к Харгану лицом, и непродуктивность его усилий стала понятна: бедолага был слеп. Харган осторожно, стараясь не топать и не шуршать, приблизился к алтарю и опустился на колени. Статуэтка мелко дрожала в его руке, когда он тянулся к пустой выемке в камне, из которой всего полтора цикла назад лихо выдернул изображение мстительной богини, не задумываясь о последствиях.

— Вот, — неловко произнес он, установив фигурку на место. — Я вернул ее. Теперь ты поговоришь со мной? Ты что-нибудь мне ответишь?

Его голос дрожал, словно у плачущего человека. Будь он человеком и имей он слезные железы, как все люди, наверное, в самом деле заплакал бы.

— Ты уверен, что хочешь услышать мои слова, приготовленные для тебя?

Знакомая женщина в зеленом платке словно соткалась из танцующих в лучах света пылинок и грациозно опустилась на алтарную плиту, вытянув одну ногу и поджав другую.

— Что бы ты ни сказала, я хотя бы буду знать, что ты слышишь меня, — прошептал Харган, чувствуя, как третьи веки вдруг судорожно заморгали, словно пытались скорей увлажнить пересохшие глаза.

— Что ж, я тебя слышу, — спокойно произнесла Мать Богов, как будто демоны каждый день молились у ее алтаря и ничего особенного в этом она не усматривала. — И в прошлый раз слышала. Ты молил меня о прощении, правда?

— Ты не ответила мне тогда. Это потому, что я плохо просил, или ты… не хочешь меня простить?

— Скажем так, меня несколько озадачило твое понимание этого таинства… То есть — что именно ты считаешь прощением. И, поразмыслив, я решила, что ты ничего не понял и должен подумать еще.

Харган и сейчас ничего не понял, но испугался, что она сейчас уйдет, и торопливо заговорил:

— Я знаю, что виноват перед тобой, но…

— Ой ли? Только ли передо мной?

— Хорошо, я много перед кем виноват и даже не вспомню сейчас всех, но наказала-то меня ты… пожалуйста, не перебивай, дай мне договорить, я теряю ход мысли… что неудивительно, потому что рассудок я тоже теряю… И поэтому хочу сказать скорее… пока помню… Я виноват перед тобой, но чем виновата Азиль? Почему она должна умереть лишь ради того, чтобы мне стало больно? Ты можешь причинить мне боль любым другим способом, я стерплю, я приму это, я знаю, что виноват… Но ее за что?

— Ага, — глубокомысленно изрекла богиня, и ее голос рассыпался по залу, эхом отражаясь от каждой пылинки. Миг спустя каждое крошечное эхо обрело вид, наполнив зал бесчисленными отражениями сидящей на алтаре женщины. Точными копиями эти отражения не были — они различались и фигурами, и одеждами, лишь сидели все одинаково. Харгану даже показалось, что среди них мелькнули знакомые лица — местная богиня, скульптуры которой выносили из какого-то храма на его глазах, и полуодетая красотка, посетившая как-то его сон в компании двух помешанных мистралийцев. — Ну, видишь ли… К сожалению, это единственный способ, которым я могу заставить человека страдать. Зато теперь ты знаешь, что чувствовал тот мальчик, у которого ты отнял любимую девушку, чтобы подарить Повелителю. И что чувствовали все близкие убитых тобой людей. Если ты не догадался, мои жрицы и служители в этом храме тоже были мне дороги…

— Да, я знаю… я понял… но все равно… если ты не можешь — скажи, что сделать, я сделаю это с собой сам, но пощади ее.

— В самом деле? — Темная бровь богини взмыла вверх, почти исчезнув под платком. — Ты действительно на все готов ради нее?

— Все, что скажешь, — порывисто выдохнул Харган, действительно готовый на все.

— Даже если я попрошу твои крылья?

— Отдам!

— Твою жизнь?

— Она не нужна мне!

— Жизнь Повелителя?

— Тогда он точно не сможет убить Азиль! Только… он ведь бессмертен…

Мать Богов рассмеялась, словно он сказал что-то несусветно глупое.

— Это я бессмертна. А он пока нет. Но от тебя никто не требует убивать его собственноручно. Это было лишь испытание, и я вижу — ты готов. Иди и ничего не бойся.

— Ты спасешь ее? Правда?

— Смело отправляй ее, как сказал тебе твой Повелитель, с ней ничего не случится. Обещаю. А сам приходи ко мне. Сюда. В храм.

— И? Что я должен сделать там? Постой! Не уходи! Скажи, что я должен сделать?

Харган ринулся вперед в безнадежной попытке ухватить край зеленого одеяния, которое уже начало рассыпаться пылью, но поймал только край алтаря.

— Спокойно, господин наместник, — произнес рядом знакомый голос. — Ничего не случилось. Вам просто что-то приснилось.

Приснилось? Это был только сон?

Харган распахнул глаза и рывком вскочил, выпустив при этом край кровати, в который успел вцепиться, гоняясь за призрачной богиней.

В комнате было темно, и советник, неподвижно восседающий на высоком резном стуле, тоже казался не совсем реальным.

— Успокойтесь, — повторил он, не шевелясь и даже не делая попытки зажечь свет. — Ничего не было. Это всего лишь сон.