– Что за черт? – выдыхаю я, потому что я не был готов к крикам с утра пораньше.

– Я рожаю!

– Что? Сейчас?

– Нет, через год! Конечно, сейчас. Шевели своей тупой задницей в больницу «Гора Синай». Твой брат еще не приехал, а мне нужен кто-то, на кого я могу ругаться и кричать.

Часть с криками мы уже прошли.

– Уже еду, – говорю я, но она уже положила трубку.

Я так взволнован и шокирован, что запутываюсь в одеяле и падаю с кровати. Вздыхая, я провожу рукой по лицу и закрываю глаза, но, сколько бы я ни пил, я все равно вижу перед глазами Эддисон в ее прекрасном платье подружки невесты, как она улыбается мне, словно я ее единственный. Я качаю головой, чтобы прогнать картинку воспоминаний, потому что не в силах вынести следующую за этим боль.

Так как из-за выпавшего снега я не хочу брать свой ретромобиль, я вызываю такси и достаточно быстро добираюсь до больницы. Но мне все равно понадобился час, чтобы доехать до моей невестки, что, естественно, она мне припомнит. Сначала она не знает, радоваться или плакать при виде меня. У нее сильные боли, она лежит в халате на смешном столе и выглядит просто ужасно.

– Где твой чертов брат?

– Его занесло снегом, он сидит в самолете и ждет взлета.

– Я хочу, чтобы он был тут, – хныкает она, морщась от боли.

Я неловко хватаю ее за руку.

– Я знаю. Можешь ругаться – будь уверена, я ему все передам. Так что успокойся. Я тут и не оставлю тебя одну.

И тут снова начинается ад. Каждые пять минут Серену накрывают такие волны боли, которые мне сложно себе представить. Сложно поверить, что люди идут на это добровольно. Я пытаюсь ее отвлечь, рассказываю ей что-то об организации мероприятий и, наконец, о своем отце и моем визите к нему. Я никому не рассказывал, что побывал в тюрьме, потому что это единственное, что имеет значение только для меня. Потому что я думал, что должен оставить это в тайне. Но теперь я все понимаю: он намеренно манипулировал мной, чтобы отомстить. Когда я начинаю рассказывать, Серена замолкает. Она тяжело дышит, но не произносит ни слова, просто смотрит на меня.

– Ты из-за этого расстался с Эддисон? – Она не глупа и сразу складывает два плюс два.

– Да, из-за этого. Я просто хотел, чтобы боль и все эмоции исчезли, я хотел побыть один.

– Ну, побыть одному тебе точно удалось, только, кажется, счастливее ты от этого не стал.

В последние дни я затмевал свой разум в барах и надеялся, что смогу справиться с болью, но стало только хуже. А еще каждая моя клеточка скучает по Эддисон. Я никогда не думал, что смогу так полюбить женщину.

– Нет. Я далеко не счастлив.

– Знаешь, все, что сказал твой придурок-отец, – полная чушь.

– Не знаю, Серена. И да и нет. Помимо цвета кожи я очень похож на него во всем, и это потрясло меня до глубины души. Я боюсь закончить так же, как он, боялся всю свою жизнь, и когда он накричал на меня во время визита, мне было так легко в это поверить. Эддисон хочет выйти замуж и завести детей, но что, если я не могу ей этого дать? Что, если я такой же, как он, и разрушу собственную семью?

– Ты никогда так не поступишь.

Я качаю головой и смотрю на свои туфли. Потом я слышу полный боли вздох, а за ним рычание.

– Посмотри на меня, Дрейк.

Я нехотя повинуюсь, хотя это нелегко.

– Броди обо всем мне рассказал. Я знаю, что ты делал ради него. Ты принимал боль на себя, чтобы защитить его, а так поступил бы только хороший человек. Ты именно такой, и я не просто так это говорю. – Очередная волна боли заставляет ее замолчать, прежде чем она снова поворачивает покрытое потом лицо ко мне. – Ты изменил Эдди?

– Нет. Я бы никогда так не поступил.

– Ты ее любишь?

– Больше всего на свете.

– Тогда дай вам шанс. Ты не пожалеешь.

Тут боли Серены прекращаются, по крайней мере на время. Когда она засыпает от усталости, я делаю себе чашку кофе и задумчиво смотрю в окно. Я рассматриваю сверкающий снег, такое чувство, будто иду сквозь снежный шторм. Кажется, я многого не понимаю. Естественно, я понимаю, что все это притянуто за уши, если сравнивать меня с моим отцом, но его слова оставили на мне след. Я всегда надеялся, что покажу ему выписку со счета и он поймет, что допустил ошибку, и извинится. Хотя жизнь должна была научить меня, что от него не стоит слишком многого ожидать.

Меня ранило отсутствие у него эмоций при виде меня. Словно я чужой человек, а не его кровь и плоть. Естественно, я не ждал, что мы со слезами бросимся друг другу в объятия и поладим, я не смогу простить ему того, что он с нами сделал. Но я не рассчитывал на полные ненависти слова. Они взволновали меня и сбили с толку. Я не видел другого варианта, кроме как расстаться с Эдди, потому что не заслужил кого-то такого чистого и красивого. Она не должна попасть в кошмар моего детства.

Внезапно раздается крик, так что я убираю стакан с кофе и спешу к моей невестке, чтобы подержать ее за руку и побыть рядом, раз не смог поддержать Эдди и сбежал при первой же проблеме в наших отношениях. Уже темно. Все больше врачей и медсестер собираются вокруг Серены, ее родовые схватки теперь не прекращаются, и даже я понимаю, что осталось недолго.

Когда Серене советуют тужиться, она сжимает мою руку еще сильнее, и я молча страдаю вместе с ней. Внезапно открывается дверь и входит Броди, но, увидев, что происходит, тут же отшатывается в сторону и без сознания падает на пол. Одна из медсестер спешит к нему, а я остаюсь возле невестки. И тут я слышу его: дрожащий вопль. И потом вижу, как медсестра поднимает маленький кровавый творожный комочек.

– О господи.

– Что? – в ужасе спрашивает Серена и замирает.

– Твой ребенок из творога.

Она начинается смеяться, от моих слов или от отчаяния, я не могу понять. Серену еще нужно зашить. Внезапно медсестра становится передо мной и дает плачущего ребенка. Все происходит так быстро, что я не успеваю запротестовать. Я в сомнениях смотрю на Серену, но она счастливо улыбается мне. Тогда я опускаю взгляд, и мир замирает.

В своей панике я даже не заметил, что Зои перестала плакать и смотрит на меня большими глазами. И следа творога больше не осталось. Я разговариваю с ней, чтобы она привыкала к моему голосу и потому что мне нужно поговорить.

– Вот и ты, – шепчу я, пораженный тем, что этого прекрасного ребенка не было здесь еще пару минут назад. – Ты такая красивая. Совершенная.

Серену сажают на кресло-каталку, потому что она слишком ослабла, чтобы самой пройти в палату. Я иду за сестрой по коридору, держа Зои на руках, и все по-деловому снуют вокруг нас. Я не могу перестать смотреть на Зои и разговаривать с ней.

– Можно мне наконец подержать мою малышку? – нетерпеливо спрашивает моя невестка.