– Копы отследили его телефон, – сказала Сюзанна. – То ли сообщения отправляли оттуда, то ли там он в последний раз был в сети. Вот все и решили, что он утопился.

– А теперь копы считают, что Доминика убили, – подхватил Леон. – Но объясните, если бы он покончил с собой в дупле нашего дерева, уж бог знает, с какой стати, то как бы его телефон оказался в Хоут-Хеде?

Он повысил голос.

– Успокойся, – осадила его Сюзанна. – Да мало ли как. Может, Доминик и правда собирался утопиться, но у него не хватило духу, он выбросил телефон, вернулся в Дублин, залез в наш сад…

– Но почему именно к нам?

Она пожала плечами:

– Наверное, у нас тут было спокойнее, чем у него во дворе. Откуда мне знать? Или он вообще не ездил ни в какой Хоут, а просто покончил с собой здесь – или умер от передоза, или еще от каких-то причин, – а кто-то с перепугу устроил фокус с телефоном, чтобы на него не подумали…

– Ну прекрасно. Однако если даже копы так и рассудят – что вряд ли, поскольку задачи искать невинные объяснения перед ними не стоит, но вдруг, – тогда они решат, что это был один из нас. Сад-то наш.

– Необязательно. Доминик вполне мог привести кого-то с собой. И этот кто-то видел, как он умер от передоза, или свалился в дупло, или что там с ним случилось, и психанул. А может, и сам его убил, если тебе так больше нравится.

Леон провел ладонями по лицу.

– Вашу мать, – сказал он.

– Как он вообще попал в сад? – удивился я. – Стена же. Помнишь, как Джейсон О’Хэллоран на Хэллоуин подрался с тем чуваком из Блэкрока и мы с Шоном вышвырнули их прочь? Джейсон еще попытался перелезть через стену, чтобы попасть обратно, но не смог. А он высокий, выше Доминика.

– Может, нашел ящик или еще что-нибудь и встал на него, не лестницу же с собой принес. Но, – Сюзанна затянулась сигаретой, обращенный к пасмурному небу профиль ее казался невинным и безмятежным, точно у гипсовой статуи святой, – вряд ли ему пришлось перелезать через стену. Помнишь, копы спрашивали, есть ли у нас запасной ключ от задней калитки? А Хьюго ответил, что раньше висел у двери, а потом куда-то подевался. Он пропал как раз в то лето. За месяц-другой до гибели Доминика.

– Почему же ты не сообщила об этом копам, когда они спрашивали? – удивился я. – Или нам?

– Тогда мне это в голову не пришло. А потом, когда мы от вас уехали, задумалась. Ты еще сказал про мою подругу, Фэй, “чокнутую блондинку”, как ты ее назвал. – Сюзанна покосилась на меня, вскинув бровь. – Вот я и вспомнила. В начале лета я впускала ее через сад – решила, чем меньше Хьюго знает, тем крепче спит, еще не хватало, чтобы ее ненормальные предки выносили ему мозг, тем более что в восемнадцать лет всегда так кажется: чем меньше родители знают, тем лучше. А вот в конце лета мне уже приходилось открывать ей переднюю калитку, потому что ключ от задней пропал, а спрашивать у Хьюго, где запасной, не хотелось.

– И ты сегодня рассказала об этом полиции? – спросил Леон.

– Да. – Сюзанна затушила сигарету о ступеньку и спрятала окурок в пачку. – Точную дату, разумеется, не назвала, но они явно заинтересовались. Кто знает, вдруг Доминик что-то такое планировал?

– Господи, как же расслабиться хочется! – Леон согнулся пополам, точно у него свело живот. – Неужели у вас не найдется косяка?

– Нет, – ответила Сюзанна. – И тебе бы тоже лучше с этим повременить. Рафферти с коллегами наверняка будут спрашивать соседей о нас. Или даже следить за нами.

– И что дальше? – полюбопытствовал я. – Ну ты говорила, что у них нет повода нас подозревать…

– Именно. И не надо его давать. Особенно это касается тебя.

– Это еще почему?

– Потому что это ты водился с Домиником. И если копы решат, что он пришел сюда, чтобы с кем-то встретиться, угадай, за кого они примутся? – Я скорчил гримасу, и Сюзанна добавила: – Ну да, ты считаешь, будто копы – славные ребята, а если мы ничего не сделали, то нам и бояться нечего. Но давай не будем на это рассчитывать. Так что не высовывайся.

– Легко тебе рассуждать, – запальчиво сказал Леон. – Не у всех же жизнь ограничивается малышами и детскими кошмарами…

– И вот еще что, – перебила Сюзанна, – не говорите по телефону ничего такого, что не предназначено для ушей копов. Вдруг нас прослушивают.

– Да ладно, – не поверил я.

– Погоди, – Леон резко обернулся к Сюзанне, – так ты поэтому не захотела со мной вчера поговорить? И меня же еще называешь параноиком?

– Я не утверждаю, что нас обязательно прослушивают. Может, и нет. Но острожность лишней не бывает.

Я вдруг осознал, что Сюзанна наслаждается. В школе она была самой умной из нас троих, не напрягаясь, сдавала все экзамены на отлично, я же ходил в хорошистах, а Леон и вовсе плевал на любые оценки, хоть высокие, хоть низкие; Сюзанне учителя прочили блестящее будущее. Раньше я об этом как-то не задумывался, радостно поздравлял ее с очередными успехами и лишь мысленно вскинул бровь, когда она променяла великие мечты о диссертации на подгузники и детские сопли, а теперь я понял, что ее мощным мозгам все эти годы отчаянно не хватало нагрузки.

– Ох, – округлив глаза, выдохнул Леон, – они ведь и дом могли напичкать чем угодно, пока делали обыск…

Я фыркнул. Сюзанна покачала головой:

– Это вряд ли. Получить разрешение на прослушку телефона куда проще, чем на установку жучков. Для этого нужны серьезные улики, которых у них, разумеется, нет.

– Окуда ты все это знаешь? – спросил я.

– Интернет творит чудеса.

– А помните, месяц назад, – Леон потер глаза, словно они вдруг заболели, – я только-только приехал, все собрались на обед, мы здорово переживали из-за Хьюго. Вот бы нам сейчас те проблемы.

– Нет у нас никаких проблем, – возразила Сюзанна. – По крайней мере, не больше, чем тогда.

Леон уронил лицо на руки и зашелся истерическим смехом.

– Да успокойся ты. Подумаешь, детективы его допросили. Не конец света. Тем более что они ушли.

– Вернутся еще.

– Возможно. И если ты не ляпнешь какую-нибудь несусветную глупость, снова уйдут.

Леон затих, потер ладонями лицо.

– Домой хочу, – сказал он. – Подвези меня.

– Чуть позже. – Сюзанна встала и отряхнула джинсы сзади. – Давай сперва посадим обратно кусты.

“Вернутся еще”, – сказал Леон, но детективы не возвращались, и я не знал, что думать. Я постоянно их ждал, внутренне готовясь в любую минуту услышать стук в дверь, а оттого никак не мог погрузиться в зеленую тишину нашего подводного мирка. Звуки в доме переменились, стали чище, громче, резче, словно стекла в окнах истончились, и теперь каждая птичья трель, порыв ветра или грохот соседского мусорного бака разносились по комнате так же явственно, как по улице, отчего я каждый раз вздрагивал – я снова дикой лошадью шарахался от каждого шума. Я приуныл и пару дней был уверен, что у меня испортился слух, а потом догадался: изменилась акустика сада, теперь все звуки проносятся без помех над широкой равниной грязи мимо того места, где некогда рос вяз.