Произнеся про себя эту экспрессивную речь, он прошел в комнату и выглянул в окно. Шаповалов укладывал громоздкий тюк в машину. Женщина с незабудковыми глазами визгливо отчитывала его за то, что он все делает неправильно.

Макар вернулся в прихожую, сел и стал ждать.

Илья, зайдя в квартиру, страдальчески потер лоб.

– Ты извини, пожалуйста, – сказал он, не замечая, что перешел на «ты». – Не знал, что она явится…

– Трудный развод? – с пониманием спросил Илюшин.

Шаповалов кивнул и сел на пол, вытянув ноги. Казалось, пятиминутный разговор с женщиной полностью лишил его сил.

– Два месяца как развелись, я думал, теперь-то все закончилось… Какое там! Слава богу, детей нет. Если бы еще ребенок в этом дурдоме… – Он оборвал себя, поднял глаза на Макара. – Извини еще раз. Вывалил перед тобой исподнее. Расклеился.

– Да ничего. – Илюшин поднялся. Он видел по Шаповалову, что больше тот ничего не скажет – не тот человек, чтобы кидаться изливать душу незнакомцу. Илья и так явно жалел, что сболтнул лишнего. – Спасибо, что поговорил. Ты очень помог.

Шаповалов собрал себя с пола, пожал ему руку.

Сбегая по широкой лестнице вниз, Илюшин размышлял, сколько лет этот парень смог протянуть в браке с чудовищем, принявшим облик Наташи Белоусовой.

8

Издалека Макар заметил в окно огромную фигуру, стоящую на платформе.

Поезд свистнул, двери разошлись.

– Как мило, что ты меня встречаешь, – сказал он, сунув Бабкину спортивную сумку. – Что-нибудь узнал?

– Узнал, как зовут девицу из кафе и где продается лучшее пиво. – Сергей зашагал к выходу. – Что я мог узнать, сам подумай? Торчал тут двое суток, как поплавок в бочке, бездельничал. Здесь налево… Надо было в Москву рвануть. Хоть с женой бы повидался.

– Сиди в Щедровске и ни о каких женах в Москве и не мечтай, – отрезал Илюшин. – Где машина?

– Троллейбус – твоя машина, – с нескрываемым злорадством сообщил Бабкин. – А «Хендай» на стоянке. Я колесо вчера проколол.

– Со злости, что ли? – пробормотал Илюшин и поплелся за ним на остановку.

В номере Бабкин внимательно выслушал, как прошла встреча с Шаповаловым.

– По правде говоря, это мало что прибавляет к тому, что нам уже известно, – сказал он, когда Макар замолчал. – Что Мансуров удивительный засранец, мы знали и так. С возрастом он заматерел – это тоже ясно. Ты меня слушаешь или нет?

Илюшин вздрогнул.

– Напомни, пожалуйста, где убили инкассаторов?

– На Гагарина, двенадцать, – не задумываясь, сказал Сергей. – При чем здесь…

Илюшин взял с тумбочки бумажную карту, которую они купили в первый же день по дороге в отель.

– Гагарина, Гагарина, – пробормотал он и стиснул в зубах колпачок маркера.

– Зубы испортишь, – подал голос Бабкин, наблюдая за ним.

Макар его не услышал.

– Здесь был банк. – Илюшин поставил жирную точку. – А здесь, на Терешковой, один дробь один, жила Ева Полетова, девочка, в которую был влюблен Петя Дидовец. Я уже дважды о ней слышал, и то, что рассказывают, звучит довольно любопытно.

– Дидовцу отвечали взаимностью? – хмыкнул Бабкин.

– Не знаю. Но посмотри сюда: дом Полетовой стоит перпендикулярно к Гагарина, в минуте ходьбы от банка, если идти в глубь квартала.

– Ну и что?

– Ничего, – сказал Макар, и вид у него стал отсутствующий, – совершенно, совершенно ничего… Со-вер-шен-но.

– Еще раз скажешь «совершенно», я этот маркер тебе…

– Кровь нашли, ты прав, – согласился Илюшин. Бабкин поперхнулся на полуслове. Прежде ему не приходилось так явно выступать воображаемым собеседником. – Чья она, так и не узнали. Трое парней исчезли, а Ева Полетова живет в двух шагах от банка, и Дидовец был в нее влюблен. Что из этого следует?

9

Ева взяла плетеную корзину и спустилась с крыльца. Иногда в август прокрадываются сентябрьские дни, и сегодняшний оказался именно таким: теплый, но совсем осенний, просвечивающий насквозь. Перед домом на поляне росла старая яблоня-китайка. Крошечные красные плоды усыпали траву. Ева присела на корточки и стала собирать по одному, медленно и неторопливо.

Тяжесть неровных яблочных горошин, которые перекатываются в ладони; солнечные лучи, пробивающиеся сквозь густую крону; запах травы и опавшей листвы; мягкое тепло на щеке. Ева недоумевала: зачем люди пишут картины, когда вокруг них каждый день творится такая диковинная жизнь – не хватит ста лет, чтобы ее разглядеть и почувствовать.

Дом, который выстроил для нее муж, был полон старых вещей. Среди них не было ни одной декоративной: Ева любила красоту практичности.

Она бы удивилась, скажи ей кто-нибудь, что ее мировоззрение близко к японскому. По большому счету, Ева вообще не была уверена в существовании японцев.

Но определенно существовали ее дом, ее сад, ее муж, и тяжелые отрезы ткани, и выкройки, и размеренный стрекот швейной машинки. Ева прекрасно шила. Она никогда не набирала много заказов и работала только с теми клиентками, которые были ей по душе: такими же сдержанными и молчаливыми, как она сама. От чужой говорливости, бесцеремонного трепа и насильственного погружения в подробности чужой жизни Ева делалась больной. У нее было два собеседника: швейная машинка и муж. Муж рассказывал понятное, машинка – загадочное, и все, что ей было нужно, Ева черпала у этих двоих.

За калиткой послышались шаги. Один человек ступал тяжело, как мамонт. Слух у Евы был прекрасный; ей не составляло труда различать по походке, не видя, почти всех соседей на своей улице.

Второй шел легко и быстро, хотя мамонт не торопился. Это могло значить только, что шаги у второго вдвое короче.

Так что к той секунде, когда незваные гости показались из-за угла дома, Ева уже представляла, как они выглядят. И догадывалась, зачем эти люди явились.

Они представились частными сыщиками. Сказали, что по просьбе Натальи Белоусовой расследуют дело об исчезновении ее брата. Ева давно ждала их визита. Странно, что они задержались на столько лет.

– Пойдемте в дом, – предложила она спокойно, ни на секунду не прекращая контролировать дыхание, и поймала на себе озадаченный взгляд младшего.

Он и потом, сидя на диване, посматривал на нее изучающе и как-то недоверчиво, словно ожидал, что хозяйкой дома окажется другая женщина, а теперь пытается понять, как Ева заняла ее место. Глаза у него были серые, очень ясные, и, один раз встретившись с ним взглядом, Ева мысленно поставила между ним и собой зеркало: смотри не в меня, смотри в свое отражение. Хотя выглядел он в отличие от второго совсем обычно: парень как парень, симпатичный, улыбчивый. Она не обратила бы на него внимания, встретив случайно на улице. Нет, обратила бы, поправила себя Ева, из-за этого странного светлого взгляда – тающий снег, мартовская речная вода среди льдин.