Ситуация стремительно ухудшалась. Идра вскоре обнаружила, что находится в тисках блокады, установленной кораблями держав-протекторов. Новый командующий греческим флотом адмирал Канарис предпринял новую попытку договориться с мятежниками. Корабли идриотов проскальзывали сквозь блокаду к берегам Греции. Эмиссары мятежников пытались раздуть пламя недовольства и передавали деньги заговорщикам, намеревавшимся свергнуть правителя.

Пик кризиса наступил 9 октября 1831 года, когда в Навплии был убит Каподистрия. Единое правительство, которое он пытался создать, немедленно рассыпалось. Появились 2 греческих правительства, которые дружно объявили о своем суверенитете. Партия конституционалистов, к которой принадлежал Миаолис, победила. Когда державы-протекторы выбрали в качестве короля Греции принца Оттона Баварского, Миаолис был включен в состав делегации и направился в Мюнхен, чтобы в августе 1832 года встретиться с новым правителем.

Верность Миаолиса королю не осталась без вознаграждения. Он получил звание вице-адмирала греческого флота. Все, кто встречался с ним в этот период, описывают спокойного, мягкого человека, чья скромность просто не позволяла ему рассказывать о собственных подвигах в годы революции.

11 июня 1835 года в возрасте 67 лет тихо скончался Андреас Миаолис, честолюбивый моряк с острова Идра, человек, которому Греция обязана столь многим. Его могила находится на территории морского кадетского корпуса в Афинах, рядом с могилой знаменитого флотоводца древности Фемистокла, победителя в битве при Саламине.

Хотя успех брандеров Миаолиса оказался самым эффектным техническим новшеством периода греческой революции, его влияние на эволюцию морской войны было нулевым. Все значение этого конфликта заключалось в том, что совпали два других события: бой у Наварина (последний бой парусных флотов) и появление парохода «Картериа» (первого парохода, участвовавшего в настоящем бою). Этот колесный пароходик водоизмещением 400 тонн был вооружен 8 — 64-фн пушками. Он обязан своим существованием и своей славой капитану Фрэнку Эбни Гастингсу, английскому филэллину и бывшему офицеру Королевского Флота, который 11-летним гардемарином участвовал в Трафальгарском сражении. По рекомендации Гастингса Греческий Революционный Комитет в Лондоне заказал этот пароход, и под его командованием корабль с сентября 1826 по май 1828 года отличился в боях с турками на суше и на море. Но практически все операции парохода закончились после того как Гастингс был смертельно ранен в бою против вражеских береговых батарей. Но к этому времени «Картериа» успел продемонстрировать потенциал паровой машины, самого первого из нововведений Эпохи Машин — бомбические орудия, броня, железные корабли, — которые в течение менее чем 30 лет полностью изменили все военные флоты мира.

«Картериа» не был первым паровым военным кораблем специальной постройки. Эта честь принадлежит 24-пушечной плавучей батарее, спроектированной во время Англо-американской войны 1812 года блестящим американским инженером Робертом Фултоном для защиты гавани Нью-Йорка от английских атак. Фултон назвал свою батарею «Демологос» (Глас народа). Конструктор умер до завершения постройки, и тогда корабль был переименован в его честь. В отличие от «Картерии», «Фултон» никогда не воевал. Война закончилась раньше, чем он был достроен, но в любом случае англичане отказались от атаки Нью-Йорка. Один из матросов завершил недолгую службу корабля в июне 1829 года, когда принес горящую свечу в пороховой погреб, чтобы разыскать картуз для выстрела вечерней пушки.

Тем временем 2 бывших гражданских корабля — паром с реки Гудзон и крошечный буксир — вступили в бой следом за «Картерией». Бывший паром «Энтерпрайз» превратился в корабль флота США «Си Галл» и дебютировал в феврале 1824 года захватом торговой шхуны. Он активно участвовал в уничтожении пиратов Вест-Индии. Через несколько месяцев буксир стал ЕВ кораблем «Диана» и во время Первой бирманской войны участвовал в подавлении мятежей туземцев на берегах реки Иравади. Появление этих кораблей совсем не означало вспышки интереса военных моряков к пароходам. Оба были приобретены по личной инициативе офицеров — коммодора Дэвида Портера и капитана Фредерика Марриэта соответственно. Они угадали огромную ценность таких мелкосидящих кораблей, способных самостоятельно маневрировать, в совершенно конкретных кампаниях. Карьера этих небольших пароходиков завершилась с окончанием боевых действий. В следующем десятилетии Королевский Флот приобрел несколько вспомогательных пароходов — буксиров, драг и тому подобных, даже вооружив некоторые из них. Французский флот в 1829 году спустил на воду авизо «Сфинкс», но пока еще не появился ни один крупный военный корабль с паровой машиной.

А между тем прошло уже 29 лет с того момента, как Уильям Саймингтон построил первый пароход, имевший практическое применение — колесный буксир «Шарлотта Дандас». По всему миру уже работали буквально тысячи гражданских пароходов, и отсутствие интереса военных флотов к паровым машинам приписывали обычному консерватизму моряков. В этом практически никто не сомневался. Когда всю жизнь служишь на корабле, который могут утопить, как-то невольно отдаешь предпочтение проверенным вещам.

Впрочем, военные моряки имели вполне законные причины, тактические и технологические, не спешить с использованием паровых машин. Тактически потому, что океанские пароходы имели огромные бортовые колеса, занимавшие треть длины корпуса, настолько же сокращая размеры бортовой батареи. Кроме того, эти колеса являлись прекрасной мишенью для вражеских ядер. Технологически потому, что паровые машины бил несовершенны и имели привычку ломаться слишком часто. Вдобавок ни один корабль не мог взять с собой угля больше, чем на несколько дней хода под парами. Во время долгих переходов корабли по-прежнему полагались на паруса. Фултон попытался решить тактическую проблему, сконструировав «Демологос». Он использовал одно широкое гребное колесо, расположенное в центре корпуса в диаметральной плоскости. Но такое решение, вполне пригодное для плавучей батареи, нельзя было использовать на океанских кораблях.

Но время шло, и постепенно повышалась надежность паровых машин, улучшались их характеристики. Это устранило технологические трудности, мешавшие их применению на военных кораблях. Британский и французский флоты в начале 1830-х годов построили несколько паровых шлюпов, самых малых военных кораблей, вооруженных 2–6 пушками. В конце этого десятилетия англичане, французы и американцы перешли к строительству паровых фрегатов. Эти корабли были гораздо крупнее и принесли гораздо больше пользы. Например, американский фрегат «Миссисипи» (3250 тонн), спущенный в 1842 году, являлся флагманским кораблем коммодора Перри во время Мексиканской войны. На нем Перри открыл двери в Японию. Фрегат совершил 2 кругосветных плавания, перед тем как погиб на реке Миссисипи (!) во время Гражданской войны. Однако тактические недостатки колесных паровых судов оставались слишком велики.

Их удалось устранить с появлением гребного винта. Это устройство освобождало весь борт для установки орудий и его нельзя было вывести из строя даже самым сильным обстрелом. Идея гребного винта родилась очень давно. К 1830 году несколько изобретателей — самым заметным среди них был Иозеф Ресель, лесничий австрийского флота, который построил первый пригодный для службы винтовой пароход, — продемонстрировали, что использование паровой машины стало вполне реальным. Однако почти никто из них не сумел заручиться поддержкой военных моряков. Это удалось только двоим. Они проявили чудеса красноречия и глубокое знание техники (такое интересное сочетание). Это были английский землевладелец Фрэнсис Петит Смит и отставной шведский офицер и инженер капитан Джон Эрикссон, осевший в Соединенных Штатах. Эрикссон руководил постройкой первого винтового военного корабля — корвета «Принстон» (954 тонны), вошедшего в строй в сентябре 1843 года. Смит сумел убедить британское Адмиралтейство, что винт более выгоден, чем гребное колесо. Он руководил установкой паровой машины на шлюпе «Рэттлер» (1115 тонн), испытания которого начались в октябре того же года. Полученные результаты полностью удовлетворили сторонников винта, и в 1845 году Адмиралтейство устроило сравнительные испытания «Рэттлера» с колесным пароходом «Алекто», имевшим те же размеры и ту же мощность машины. Результаты испытаний убедили даже закоренелых скептиков. Апофеозом стал эпизод, когда корабли сцепили между собой, и они дали полный ход. «Рэттлер» потащил колесный пароход за собой со скоростью 2,5 узла.