Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот дальше Настя ничего и не помнила.
Кажется, она кричала.
Пыталась упасть на тело любимого?
Умереть?
В памяти была только чернота с зелеными всполохами – и лицо Васечки. Отстраненное, неживое, с удивленно вскинутыми бровями…
Слезы текли и текли, и Настя их даже не замечала.
Дверь кельи скрипнула.
Вошедшая посмотрела на девушку, но та даже головы не повернула.
– Матвеева…
Бесполезно.
– Анастасия…
Девушка молчала – и раскачивалась взад – вперед, словно заводная игрушка. Молчала и плакала…
Сердце у женщины дрогнуло.
Да, охранница. Но ведь человек же! И так не играют, так действительно горюют… женщина махнула рукой, заперла изнутри дверь на засов – и присела рядом.
– Ты поплачь, поплачь, слезами горе вымывает…
Бесполезно.
Женщина размахнулась. И отвесила девчонке несколько оплеух. С левой руки, с правой, потом опять с левой… хлестко, звонко, жестоко.
Настя вскрикнула.
Боль физическая оказалась сильнее душевной – только на миг, а больше и не надо было.
Ее жестко встряхнули за плечи и рявкнули:
– НУ!!! ОРИ!!!
И Настя прорвало.
Из горла вырвался жуткий протяжный вой, тело выгнулось дугой, но это уже был не ступор. Это уже были слезы истерики, вполне здоровой, если так можно сказать. Крики горя, а не молчание безумия…
Женщина не стала ее утешать. Она молча ждала, пока Настя придет в себя, а потом протянула ей бокал с чем-то прозрачным.
– Залпом.
Настя послушно опрокинула в себя бесцветную жидкость, закашлялась…
– А… а…!!!
– Сейчас пройдет, подожди минутку.
И верно.
Водка обожгла желудок, раскаленной волной промчалась к мозгу, ударила что есть сил… затуманила, подействовала, как мощное обезболивающее.
– Вот. Дышать можешь?
– Да…
– За что ты парня-то?
– Не я! – вскинулась Анастасия, которая только поняла, в чем ее обвиняют. – Я бы никогда… я же его люблю!
– А он – тебя?
– Тоже… он просто пока не понял… ой…
Женщина покачала головой. Но весь ее опыт буквально в голос кричал – не врет. Нет, не врет, так вообще не врут.
Она – не убивала.
А кто?
Неизвестно. Надо срочно сообщить Романову.
Женщина подождала, пока водка окончательно затуманит Настин мозг, уложила ее на топчан и даже пледом прикрыла. Да, это не входит в ее обязанности, но…
Жалко!
Горюет девчонка искренне, сразу видно. Она б на месте родителей, или мужа, кто там будет, за ней серьезно приглядывала. Как бы руки на себя не наложила.
Может, эта – может дури хватит. И горя хватит.
Ладно. Об этом она тоже скажет Романову, а потом… что будет потом – ее не касается. Она свои обязанности знает.
Елена Петровна и вмешалась-то потому, что девчонка рехнуться могла к утру. Доложили по команде, что сидит, в одну точку смотрит, не пьет – не ест… даже караульный обеспокоился. Вот и пришла проверить.
Оказалось – правда. Рехнулась бы, как пить дать. А сейчас…
Сейчас выспится, а завтра истерить будет. Ну и ладно. Не ей девчонке сопли вытирать, так что и заморачиваться нечего.
* * *
Василий Шуйский мрачно сгорбился над столом.
Хреново?
Не-ет, господа мои, это не то выражение. Это полный и эпический… да, именно конец. В похабном смысле слова.
Все пропало.
Столько лет интриг, столько сделанного и несделанного, столько…
Все пошло прахом.
Шуйских больше не будет, его объявили вне закона, и юрты…
Сволочи!!!
Завтра с утра похороны, потом Совет юртов, потом…
Потом для него уже ничего не будет. Ни-че-го.
А кто виноват? Ясное дело, эта гадина. Горская…
Казалось же, обычная сопля! Как его так нюх подвел? Шуйский лично посмотрел на девушку, да и Виталик ее прощупал, на первом же балу, и что?
Ничего особенного.
Откуда потом что взялось? Откуда ум, откуда гордость?
Кровь проснулась? Что-то она ни в ком так громко не просыпается…
Нет, непонятно.
Но долго предаваться отчаянию Шуйскому не дали. В дверь постучали и вошел Виталий.
– Отец?
Виталий был побочным сыном. Но старшим, и любимцем. И магия у него была своеобразная, от матери – мага воды он унаследовал дар к магии разума. Пусть не самый сильный, пусть маленький, но ведь и иголкой убить можно, разве нет? Виталий старательно развивал невеликие раньше способности и добился значительных успехов в воздействии.
Он мог заставить полюбить себя – или возненавидеть, мог внушить человеку любое чувство. Сколько продлится воздействие?
Зависит от того, чего хотел сам Виталий.
– Проходи. Какие новости?
Виталий вздохнул, и принялся выкладывать на стол хлеб, окорок, яблоки.
– Перекуси.
Посреди стола опустилась фляга с водкой.
– Юрт перетряхивают вдоль и поперек. Тебя ищут. Надо уходить.
Руки Василия сжались в кулаки.
– Уходить…
– Поймают – повесят.
– Тебя не поймали…
Виталий пожал плечами.
– О моей роли в истории никто не подозревает. Но уж больно хороший случай представился снова подставить Матвеевых… а как эта дура выла!
– Думаешь, поверят?
– А больше там никого не было. Куда они денутся…
Матвеев давно стоял костью в горле у Шуйских, но силы были несравнимы. Да и зачем самому бодаться с врагом? Зачем убивать буйвола?
Натрави на него леопарда и прибери, что останется. Тебе хватит… в крайнем случае, леопардовая шкура – тоже отличный трофей.
Так Шуйский и поступил, но в этот раз все пошло наперекосяк. И уходить просто так, не отомстив…
Нет!
Шуйский подумал недолго, а потом посвятил сына в свой план. Виталий думал дольше, а потом покачал головой.
– Отец, во-первых, это быстро сделать не успеешь. Просто не достать это все быстро.
– Я подожду.
– И уйти не удастся.
– И не надо.