Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но я научился от моих собратьев – членов фашистской партии, а также от арестовавших меня нацистов, что слабость – это недостаток. И теперь, как Гитлер, я верю в теорию Дарвина. Выживает сильнейший.
Тим не сказал им, что тем, кто знает о местонахождении оригинала, был Потти.
Пока мать и Хейне смотрели друг на друга, он ждал. Наконец Хейне сказал с оттенком неохотного восхищения:
– И в самом деле, яблочко от яблоньки недалеко падает. Так что же тебе нужно, Тим?
– Матушка, вы помните леди Веронику?
– Конечно, Тим, не говори глупости.
Мать скрестила руки на груди и пристально смотрела на него. Он продолжил:
– Дело в том, что Джеймс, ее сын, попал в лагерь для военнопленных в Испании, и они хотят вернуть его домой. Он, разумеется, на стороне республиканцев, дурачок, а значит, в лагере он лакомый кусок. Но ради дела мира я подумал, что Хейне мог бы потянуть за нужные ниточки. Я не опубликую оригинал, доказывающий, что вы взяли серебро, а Хейне был соучастником, матушка, но оно будет храниться у меня в полнейшей безопасности.
Восхищение Хейне стало еще более заметным. Нацистская сволочь, подумал Тим, направился к дивану и сел, потому что ноги отказывались его держать. Он подождал, пока Хейне изучит письмо. Тот сказал по-немецки, обращаясь к Милли:
– Он прав, я замешан.
А Тиму он ответил:
– Меня сегодня вечером ждут в клубе. Мы пойдем вместе, ты и я. Мне предстоит встретиться с одним другом, остальные тоже будут. Ты познакомишься с ними, и тогда я пойму, что смогу сделать.
Чеканным шагом он вышел из комнаты. Милли подошла к нему, и Тим усилием воли заставил себя разжать руки и принять непринужденный вид.
– Вы и в самом деле хотите выйти за него замуж, матушка?
Милли кивнула.
– О да, Тим. Он – ключ к моей безопасности. Германия скоро станет намного сильнее, чем сейчас.
– А он хочет жениться на тебе?
Она улыбнулась.
– Я нужна ему. С моей помощью он получает контакты, благодаря которым его позиция в Отделе упрочивается.
Контакты типа меня, подумал Тим. Он налил им обоим остывший кофе. Она не притронулась к своей чашке, но он сам выпил все до последнего глотка, не в состоянии отделаться от мысли о ней одной здесь с Хейне.
– Но он же абсолютно безжалостен. Будете ли вы в безопасности рядом с ним?
Она засмеялась и расслабленно откинулась назад на подушки кожаного дивана.
– Как и ты, я кое-чему научилась. Скажем так, у меня есть доказательство, надежно спрятанное, что его отец на самом деле ему не отец, а, – она наклонилась к нему поближе, – некто, скажем так, не арийской расы. Ты как фашист, конечно, понимаешь, как это важно.
Чашка в руке Тима задрожала. Бог ты мой, ну и парочка. Связаны друг с другом каким-то извращенным восхищением и ненавистью. Или это любовь? Да тут сам черт не разберется, да и какая разница? Скорей бы оказаться дома, подальше от всего этого. Но он заставил себя улыбнуться. Она сказала:
– Тим, я горжусь тобой. Ты сильный и умный, но лучше было бы представить оригинал письма, потому что он ведь может сменить милость на гнев.
– Ну что ж, я к этому привык. Дома меня все тоже не любят, особенно Джек. И я один из двоих, кто знает, где оригинал, поэтому какая мне разница, что обо мне думает Хейне?
Они вместе с отцом решили, что так сказать будет лучше. Именно это она хотела бы услышать. Милли улыбнулась и махнула рукой в сторону двери.
– Иди переоденься. И обещай мне, Тим, что ты втайне позволишь своей бедной старой матери завладеть оригиналом письма как можно скорее.
Тим сделал вид, что не слышал.
Позже, уже после вечеринки, Хейне посадил Тима в такси и сунул шоферу деньги.
– Отвези его домой и не уезжай, пока не увидишь, что он вошел в дом.
Тим усилием воли заставил себя не уснуть в такси. В клубе был Бауэр, и он сидел вместе с Отто, Гансом, Бруно, Вальтером и остальными друзьями из СС. Так, значит, это Бауэра, а не сэра Энтони имел в вид Потти, когда говорил, что Тим может неожиданно с кем-то встретиться. Испытывая неимоверное облегчение, он сидел и слушал, как мальчик-паинька, все, что высказывалось за столом по-английски, из вежливости по отношению к гостю. В основном это был хвастливый треп, пока Бауэр не ответил по-немецки на вопрос Ганса. Бауэр улыбнулся и заговорил о бомбардировке Герники, хотя Отто, нахмурившись, кивал головой в сторону Тима. Хейне произнес по-немецки:
– Он не говорит по-немецки, хоть и много болтает про свой фашизм.
Бауэр продолжал рассказывать, как он в те дни как раз был там и наблюдал бомбардировку с близлежащих холмов. Тим сумел не потерять нить разговора и узнал о следующих один за другим налетах, о полном уничтожении этого баскского города и о многочисленных смертях. Друзья-эсэсовцы покуривали сигары и стучали по столу, а потом произнесли тост за пилота люфтваффе, сидевшего за соседним столом. Бауэр тихо добавил:
– И после всего этого тот мост, который они хотели разрушить, по-прежнему стоит.
Он произнес это по-немецки, почти самому себе, но Тим понял. Он бросил взгляд на Бауэра, и они встретились глазами. Бауэр, как будто возвращаясь к действительности, быстро сказал:
– Бессмысленная трата боеприпасов, как по-вашему? Теперь мы видим, что репетиции должны помогать совершенствоваться.
Вальтер, офицер СС, сидевший рядом с Тимом, кивнул и сказал:
– Совершенно верно, герр Бауэр.
Тим ничего не сказал, потому что, как им всем было известно, он ни слова не понимал по-немецки.
Тим оставался в Берлине только два дня, утверждая, что ему необходимо возвращаться на работу. Он ведь получил предупреждение от работодателя, объяснял он, хотя в этот раз мистер Эндрю и был настроен более миролюбиво. Хейне проводил его до такси. Он сказал:
– Местоположение твоего кузена будет установлено, и тогда его вернут домой. И теперь, как ты понимаешь, ты мне обязан.
Тим ответил:
– Оригинал письма у меня.
– А у меня твоя мать.
Тим кивнул, помолчал, потом сказал:
– Да, я это понимаю.
Пока он ехал на вокзал, к нему пришло осознание того, что теперь ему нужно узнать имя отца Хейне и получить доказательство факта, о котором говорила мать. И тогда Хейне снова будет ему обязан. Куда все это приведет его мать? Ему это было безразлично. Тим слегка улыбнулся. Они стоят друг друга, он и Потти с его шпионскими романами.
В Дувре Потти ждал у подножия трапа. Кепка закрывала ему лицо, но его дородную фигуру нельзя было спутать ни с какой другой даже на большом расстоянии. Тим почти ожидал увидеть его, потому что, пока паром качался и кренился на пологих морских волнах, он мысленно сосредоточился на последних разговорах с Потти. Это помогало ему хотя бы частично контролировать морскую болезнь. К тому моменту, как они вошли в гавань, не только его желудок успокоился, но и мысли приобрели полную ясность, как если бы кусочки мозаики сложились в одну картинку. Потти – старый дурень, помешанный на шпионских романах? Какая глупость. Он – совсем другое, и Тим теперь не мог понять, как же он раньше этого не видел.