Теперь он говорил очень тихо. Тим покачал головой.

– Никоим образом.

Он задумался.

– Единственный пакет, который я доставил, был от сэра Энтони. Он имел отношение к проекту центра реабилитации.

– Ах, да, конечно. Отличная идея, что скажешь?

Наступила долгая пауза.

– Позвони мне из Ньюкасла, из телефонной будки, если не затруднительно. Я так восхищаюсь романами вроде «Тридцать девять ступеней»[24]. Из них можно столько почерпнуть. Я тут поусердствую, читаючи его и другие романы тоже, чтобы узнать, не прописано ли там что-нибудь еще, что можно использовать во благо собственной безопасности.

Связь прервалась.

Тим смотрел, как Брайди перегнулась через забор, наблюдая за Дэвидом и Эстреллой, которые работали с Терри. Он был рад, что ее тогда не было на ферме, потому что ему было невыносимо смотреть в глаза людям после всего того, что он им сделал. Теперь ему предстояло извиниться перед этой девушкой. Эстрелла в бриджах Брайди вскочила в седло. Дэвид, сидя в коляске рядом с пандусом, давал инструкции. Тим услышал, как Брайди тихонько засмеялась, как она сказала:

– Оставь ее, командарм. Пусть девушка сама почувствует, что к чему.

Тим произнес:

– Это кто это тут командарм?

Брайди резко обернулась.

– Я слышала, что ты должен был приехать, но подумала, что лучше, если меня не будет. Ты бы думал, что я им все рассказала, кроме того, я прогнала тебя тогда…

Он прервал ее:

– Ты не рассказывала им, что я ударил тебя и что я рылся в вашем доме и в кабинете в Истерли Холле в поисках письма, так зачем все эти перечисления? Пойдем?

Она покачала головой.

– Мне нужно быть здесь. Но спасибо, что согласился отвезти письмо, вернее, его копию. Папа и дядя Джек говорили, что дядя Потти дал тебе какой-то странный совет, что-то насчет романа «Тридцать девять ступеней» и каких-то еще книг? Бедный старикан, он, наверно, немножко тронулся.

Тим пожал плечами.

– Да, возможно, Потти слегка выжил из ума, но он добродушный старикан. Но мне есть чем заняться. Не волнуйся, Брайди, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуть его домой, но это может занять некоторое время.

Брайди снова повернулась к Терри.

– Спасибо тебе, – сказала она. – Я правда очень тебе благодарна.

Тим медленно побрел в сторону гаражей, где он оставил свой мотоцикл. Ему хотелось сказать что-то еще, но он не чувствовал себя способным продолжать разговор. Она выросла, стала такой красивой и такой холодной. Ну да, он же по-прежнему фашист в ее глазах. И так же думают остальные в семье. Так и должно оставаться, но не навсегда.

Он шел, но от этой мысли почувствовал себя счастливее, и в нем росло ощущение, что на него смотрят. Тогда он обернулся. Да, Брайди смотрела на него. Она помахала ему рукой. Сердце у него подпрыгнуло. В смятении он почувствовал комок в горле. Невероятно, но ему очень хочется остаться и смотреть на Брайди, с которой они детьми купались в речке, Брайди, которая никому не сказала, что он занимался поисками в их домах, шарил среди бумаг, которая старалась помочь, хотя он ударил ее. Она такая необыкновенная. Что произошло с тем ребенком, которым она когда-то была? И вдруг он понял: она стала женщиной.

С этой минуты мир как будто перевернулся. Он всегда любил ее, но тут было другое. Он знал, у него не было никаких сомнений, что не только убьет ради нее, но и умрет за нее. Он повернул обратно, к ней, но она уже отвернулась, чтобы заниматься Терри, а он, опустошенный, остался один.

Он завел мотоцикл и с ревом погнал в Ньюкасл, во время поездки позволив себе вспоминать ее глаза, мягкие белокурые волосы, непокорность, сквозившую в жестах, и мягкий наклон головы. Он разрешил себе улыбаться, вспоминая их детство, но как только он прибыл домой, с воспоминаниями было покончено. Наступило время думать о том, что нужно сделать, и ни о чем другом. Он снова позвонил Потти из телефонной будки, и тот рассказал, что задал кое-какие вопросы, и оказалось, что один из членов клуба знает кого-то в Ньюкасле, кто может быстро скопировать письмо.

– Очень полезно, дорогуша, быть членом сразу многих клубов. Услышишь иной раз что-то совершенно ненужное, а потом окажется, что как раз это тебе и нужно.

Тим сфотографировал письмо и отвез пленку человеку, рекомендованному Потти. Оригинал письма, по совету того же Потти, он положил в сейф, потому что Хейне мог передумать и отказаться помогать, как только у него в руках будет оригинал «рычага». Потом он перечитал все прежние письма матери к нему. Он улавливал сентиментальные излияния, осознал необходимость для нее получить подложное письмо, воспринимал слова любви, которые теперь звучали настолько пусто, что тошнило. Тут были и более поздние, где она спрашивала, получил ли он ее письма и почему не отвечает. Он долго размышлял и решил сказать Милли, что он получил только последнее письмо и что она, наверно, написала на конверте не тот номер дома. Но нет, предположение, что она перепутала цифры, не сработает. Милли не глупа. Придется еще подумать над этим, сочинить что-то получше, что их шпики не смогут проверить. Тим понял, что уже начал рассуждать, как они.

Середина ноября 1937 г.

Тим посмотрел на часы. Порывы ветра раздували пальто, в ушах свистело. Ему чуть не сорвало кепку с головы, и он нахлобучил ее на лоб и плотнее обернул шею шарфом. Он был в Дувре, и через час ему предстояло сесть на самый ранний паром в Кале.

А пока можно пойти выпить чашку чая в кафе рядом с доками. Слава богу, он не видит больше встревоженные глаза отца, и ему не надо отвечать на наигранную веселость мамы. Как всегда, он решил сесть на поезд из Ньюкасла, чтобы успеть на самый быстрый паром. Для человека, страдающего морской болезнью, как он, долго оставаться в море – это настоящая катастрофа.

Кафе окутывал влажный пар, но было тепло. Он снял пальто и взял чашку с чаем у официантки. Волосы у нее были убраны под платок. Он взял ложку, прикрепленную цепочкой к барной стойке, и размешал сахар. Цепочка напомнила ему наручники в полицейском участке в Берлине, и ощущение металла на запястьях и щиколотках было почти реальным. А может, это было отделение гестапо? Он толком не знал, да и не хотел знать. Его бросило в пот, задрожала рука, и ложечка звякнула о стенки чашки.

– Будешь мешать целый день, дружище, или позволишь другим попользоваться?

Тим рывком вернулся в реальность. Перед ним стоял Потти. Господи, что…

– Как удачно встретились, дорогуша, – негромко произнес Потти. Это показалось Тиму странным. Полковник очень редко говорил тихим голосом. Странно вообще, что он оказался здесь.