– А крупные покупки… Я хотел спросить, не могло ли бытьтак, что под видом крупных покупок Лариса Сергеевна давала кому-то деньги,например, шантажисту или, простите, любовнику?

– Прощаю, – впервые на лице Риттера появилосьчто-то смутно напоминающее усмешку. – Все крупные покупки Лара делалавместе со мной. И все эти вещи находятся дома, они никуда не пропали,следовательно, не были ни подарены кому-то, ни проданы.

– Но три тысячи долларов ежемесячно – это оченьсущественная сумма, особенно для богемной молодежи. Не могло ли получиться так,что ваша жена на эти деньги содержала кого-то? Даже на тысячу долларов можетвполне безбедно существовать семья из трех-четырех человек, а уж на три… Можетбыть, она кого-то содержала, подругу или друга, а потом этому человекупотребовались большие деньги, он стал требовать, чтобы Лариса Сергеевна ихдостала, она отказалась. Вот и причина для конфликта и для убийства. Моглотакое быть?

– Теоретически – да, могло. Но не с моей женой.

– Почему?

– Потому что… Вы, Юрий Викторович, в ценахориентируетесь?

– Очень приблизительно. Смотря что вы имеете в виду.

– Я имею в виду цены на то, что регулярно покупаютмолодые женщины. На что они тратят деньги. Можно купить крем для лица затридцать рублей, а можно – за две с половиной тысячи. Это восемьдесят долларов.Можно купить осенние ботинки за триста рублей, а можно и за шестьсот долларов,из ящерицы или питона. Можно купить сумочку за пятьсот рублей и ходить с нейнесколько лет, пока она не порвется. Лариса покупала сумочки и туфли к каждомупальто, плащу или куртке, к каждому костюму и сарафану, ей хотелось, чтобы водежде все было гармоничным. И все это было не дешевым, поверьте мне. Эти три тысячидолларов уходили только на нее саму, она бы и воробья не смогла прокормить.

Интересно вы рассказываете, Валерий Станиславович. А накакие же деньги она наркотики покупала? Любовник давал? Очень, кстати,возможно. Надо бы в личной жизни покойной покопаться, но муж в этом деле будетплохим помощником. Тут нужны подруги. И… домработница. Как там у Коли Селуяновадела?

* * *

Домработница Риттеров, пятидесятилетняя Римма ИвановнаЛесняк, Селуянова приятно удивила. Он, насмотревшись фильмов и начитавшись книжек,был уверен, что придется иметь дело с человеком, фанатично преданным семье иготовым лечь трупом, только бы не дать ни одной соринке улететь из избы. Ноздесь был совсем другой случай.

Римма Ивановна работала у Риттеров почти двадцать лет. И всеэти годы люто ненавидела самого хозяина, Станислава Оттовича, и его супругуНину Максимовну. Единственным, к кому она хорошо относилась, был их сынВалерий. И то только до того, как он женился на Ларисе. Вскоре после женитьбыВалерий изменился и стал таким же объектом неприязни со стороны домработницы,как и его родители.

Кроме того, Римма Ивановна не оправдала ожиданий Селуянова ина то, что окажется простой деревенской теткой, какими он всегда рисовал себедомработниц. Она была совсем другая. И… очень непростая.

Они разговаривали в просторной квартире Риттеров, сидя вогромной кухне. В это же самое время Миша Доценко беседовал в гостиной сматерью Валерия Станиславовича.

– Для меня это давно превратилось в своеобразную игру,вроде разгадывания кроссвордов или ребусов. Чем больше от меня скрывали, теминтереснее было по мелким деталям и невзначай оброненным словам восстанавливатьскрытое. Этот интеллектуальный труд примирял меня с тем унижением, которомуменя постоянно подвергали. Ну и, конечно, платят мне очень хорошо, не станускрывать. Такой работой не бросаются.

Римма Ивановна, высокая, худая, с коротко остриженнымиседыми волосами, разговаривала с Николаем с видимым удовольствием, постоянноподливала ему чай и подкладывала то пирожки, то печенье, а то и бутербродыпредлагала. Селуянову повезло больше, чем Юре Короткову, ему не приходилоськаждую секунду задавать вопросы, Римма рассказывала сама, и речь у нее была –заслушаться впору.

– Станислав Оттович и Нина Максимовна всегда строгодержали дистанцию между собой и мной, я для них была не человеком, а вещью,полезной в хозяйстве. Вот вам только один показатель: ни разу за все годы онине поинтересовались, когда у меня день рождения, и не поздравили. И вообще, ниодного подарка ни к одному празднику. Согласитесь, Коленька, это о многомговорит.

– Да уж, – соглашался Коленька, которого вполнеустраивал такой панибратский тон. Чем ближе дистанция, тем больше доверия, ачем больше доверия, тем больше информации. Что и требовалось доказать. –Пирожки у вас, Римма Ивановна, просто замечательные, в жизни никогда таких неел.

– Кстати, тоже показательный момент, – тут жеподхватила она. – Без хвастовства скажу: я кулинарка хорошая. Мне все обэтом говорят. Все, кроме хозяев. Подам на стол – скажут, мол, спасибо, Римма. Ивсе, больше ни одного слова. То есть спасибо, что приготовила и подала, а нато, чтобы похвалить, сказать, что очень вкусно и какая я молодец, у них языкуже не поворачивался. Вроде бы я неодушевленная вещь и теплые словаблагодарности мне не нужны. Валерик не таким был, всегда спрашивал, как я себячувствую, если ему казалось, что я плохо выгляжу, и стряпню мою хвалил. Знаете,так смешно бывало, – она вспомнила о чем-то и улыбнулась. – Все сидятза столом, кушают, Валерик еду нахваливает, меня благодарит, а Нина Максимовнана него такие взгляды бросает – повеситься впору. И Станислав Оттовичнедовольно хмурится. А Валерику все равно. Он ведь знал, что родителям это ненравится, а все равно делал по-своему. Характер такой.

– А что же произошло, когда он женился? Вы говорили, онстал таким же, как мать.

– Ну да, у хозяев манера такая была: если что-то всемье неладно, меня сразу домой отправляют. То есть если предстоял серьезныйразговор, как нынче говорят, разборка, и есть опасность, что он пойдет на повышенныхтонах, то при мне никогда не начинали. Все, Римма, спасибо, вы на сегоднясвободны. Даже если у меня что-то не доделано, все равно просят уйти. Особенночасто такое бывало, когда Валерику лет четырнадцать исполнилось и до самогоинститута тянулось. Станиславу Оттовичу хотелось, чтобы сын по его стопампошел, если не художником стал, то хотя бы искусствоведом, но на Валерикавлиять невозможно, он никого не слушает, кроме самого себя. Тут такие грозыгремели! Тем более Нина Максимовна всегда на стороне Валерика стояла, такхозяин то с ней скандалит, то с сыном.

– Откуда же вы узнали, что были скандалы и из-за чего,если вас выпроваживали? – спросил Селуянов, надкусывая очередной пирожок,на этот раз с грибами.

Действительно, потрясающе вкусно. Как можно было двадцатьлет есть такие пирожки и ни разу не похвалить? Уму непостижимо!

– Шерлок Холмс сказал бы, что это дедуктивныйметод, – Римма Ивановна лукаво посмотрела на Колю. – Хозяйка каждыйраз расстраивалась ужасно, у нее мигрень начиналась и дня два не проходила, амальчику – трын-трава, веселый, спокойный. И вот представьте себе, менявыпроваживают домой, на следующий день я прихожу и застаю хозяйку с мигренью,хозяина чернее тучи и вполне довольного жизнью мальчика. Что я должна подумать?