– Ее не надо ожидать, Валентина. Она уже произошла. Или происходит. Вот этой самой ночью. Но только это не пакость, Валентина. Это то, из-за чего убили Марло. И из-за чего погибнет множество людей. А может быть, и целые народы. Вот про это я тебе и толкую. Если ночью по городу таскается парень с зеленым лимоном, то этот город может не простоять и до следующей ночи. Это тебе не динамит. Это много страшнее.

– Но он тебе что, совсем ничего не рассказал? Где он хоть его раздобыл, этот лимон?

– Рассказал, Валентина. Кое-что он мне шепнул. А боле не надо. Мне и так теперь уже все равно: что сон, что явь, что бред или загробные видения. Я, конечно, и раньше знал, что все это суета сует. И что, следовательно, все едино или, по крайней мере, не поддается настоящему различению. Но это я знал так, теоретически. А теперь-то уж и практически – ощутил.

– Ты не сказал, где он все-таки его раздобыл?

– Разве не сказал? О, ну это уж совсем просто. Деньги, как тебе известно, можно раздобыть только двумя способами: украсть или заработать. Второй способ, если иметь в виду такую сумму, можно смело исключить. Вот этот милый мальчик и воспользовался способом номер один. Попал он на Курский вокзал, где эти деньги и украл.

– Всему приходит конец, Алекс. Однажды придет конец и деньгам.

– Это будет означать, что пришел конец и людям.

– Возможно. Но это не должно произойти по крайней мере раньше, чем Лора родит тебе мальчика.

– Какой смысл, если всему конец?

– Смысл в том, что этот мальчик вырастет и всех нас спасет.

– Значит, имеет смысл какое-то время продержаться?

– Безусловно.

– Пока. Я позвоню тебе часа через два.

– Пока. О, подожди. На твое имя по пейджеру пришло сообщение.

– Я уже спешу. Что-нибудь важное?

– Да кто ж его знает? Это или шифровка, или шутка недурно набравшегося мэна. Записывай, я думаю, что по пьяному делу человек все-таки поленился бы записывать на пейджер.

Алекс записал телефонограмму, еще раз попрощался и повесил трубку.

Затем огляделся. Ближайшей хорошо освещенной территорией был вход в ресторан, разумеется, в этот предутренний час наглухо запертый.

Но сверху, впрессованные в массивный каменный козырек светили лампы зелено-салатного и фиолетового цветов. Про фиолетовый Алекс подумал, что он действует жутко возбуждающе, и что, следовательно, такие оттенки могут быть позволены только в будуарах заслуженных куртизанок республики.

Но тут же он уже и остыл. И тогда рассудил, что это возбужден он сам. И что степень его возбуждения еще сравнительно невысока, учитывая плотность событий хотя бы за последние полчаса.

В самом деле, даже за этот совсем небольшой интервал времени он успел выслушать признание от одной, отказ от другой, постоять над еще не остывшим трупом третьего.

Алекс развернул газетный лист и постелил его на каменной, скорее всего, гранитной ступеньке. Затем он сел на него, прямо напротив входа в ресторан, и раскрыл страничку из записной книжки, на которой он записал послание с пейджера.

«Тебе авто, а не слон на ухо наступил. Не помнишь, что ли, как подают утяру? Не там, а плюс один. Там, где собачки лают. И где спросили прикурить. И минус пять, и понимай, как знаешь».

Еще до первой попытки расшифровки Алекс понял, кто автор веселенькой записки. Угарный говорок Хорька как не узнать? Того, кто дал ему по голове железом, а после извинялся. Кто, судя по этой записке, все еще жив. В отличие от некоторых иных.

Авто, а не слон на ухо… Авто можно назвать и каром. Кар на ухо, Виталий Емельянович Карнаухов. Это, стало быть, автор послания представился так. Сотрудник таинственного и, как уверял сам Карнаухов, самого непотопляемого учреждения послевоенной истории: Дирекции по эксплуатации высотных зданий и сооружений. Но это так, детские шалости. А вот что дальше?

Алекс понимал, что в тексте обязательно должно быть упрятано упоминание о событии, которое могли бы припомнить и идентифицировать только они двое – отправитель и получатель. Иначе нечего было и затеваться со всеми этими шарадами, а уж лепить открытым текстом, и вся недолга.

Он несколько раз перечитал текст, оставшийся после откидывания первого предложения. И, действуя простым методом исключения, установил, что таким предложением может быть только это: «И где спросили прикурить». Карнаухов правильно рассчитал, что уж обстоятельства их «знакомства», повод и самые первые слова наверняка отпечатались в памяти у Алекса.

Вся записка – это зашифрованное приглашение на встречу. Сообщение о месте и времени. Мол, приходите, буду ждать вас во столько-то и там-то. А где? «И где спросили прикурить».

А где спросили прикурить? Прежде всего, на двенадцатом этаже. Конечно, известен и дом, где это произошло. Но, разумеется, дом имеется в виду совсем другой. Не может Карнаухов так рисковать и назначать встречу на том самом этаже и в том самом доме, то есть, просто-напросто перед квартирой Мартина Марло. А отсюда и следует, что «где спросили прикурить» обозначает только этаж, и ничего больше. Значит, этаж, на котором его будут ждать, Алексу известен. Двенадцатый.

Никто не начинает сообщать координаты с этажа. Разумеется, перед этажом указывают дом. А после – время визита или встречи. Все правильно, серединному характеру информации соответствует такая же позиция этого предложения во всем тексте сообщения. Значит, в том, что слева от него, сообщается о доме, а в том, что справа, о времени встречи.

«Не помнишь, что ли, как подают утяру? Не там, а плюс один. Там, где собачки лают».

Помнишь, не помнишь, не в этом дело. А в том, что «утяра» является словцом как раз из Карнауховского слэнга, а если говорить по-человечески, то и будет никакая не утяра, а утка. Просто утка. И как же ее подают? Да, наверное, так же, как и готовят. И как печатают в меню. Ну, конечно, «Утка по-пекински».

И происходить это все может только в ресторане «Пекин», который находится в здании гостиницы «Пекин», что на Маяковской, или теперь опять на Триумфальной площади.

«Не там, а плюс один». Не там, оно и значит, что не там, а в другом месте. Но плюс один дом – нет, не получается. Что плюс, что минус.

Соседние с «Пекином» дома далеко не добрали до двенадцати этажей. «Пекин», вообще-то, мелькал и искрился в байках Карнаухова. А в связи с чем это вдруг?

Знатный работник «Управления по эксплуатации…» старался поразить воображение Алекса рассказами о никем не разгаданном могуществе своей конторы. А затем от конторы перешел на мистику и параллельные пространства внутри самих объектов, то есть высотных зданий и сооружений. Значит, он ставит эту гостиницу в один ряд с высотными домами.

Так ли это на самом деле, то есть имеет ли «Пекин» официальный статус высотного дома и, следовательно, находится ли на обслуживании в «Управлении по…», это было не суть важно. Скорее всего, да, Карнауху все-таки виднее. Пусть так или не так, главное все-таки – это установить, что было в голове автора записки, когда он оную составлял.