Теперь мы можем сделать шаг вперед в вопросе о том, что нам делать с аналогией, подсказываемой Плутархом, между вторым боэдромиона и запретным днем. Вполне возможно, что стирание дня годовщины божественной éris является по отношению к тому, что обозначалось как hēméra apophrás, эквивалентом некоего passage à l’ acte. То, на что слово apophrás намекает в языке, афиняне совершают в некоем радикальном смысле – когда день, который нельзя маркировать, запятнан настолько отрицательной меткой, что не остается никакого другого решения, кроме как его ликвидировать.

И этот жест называется exaireīn.

Но оказывается, что глагол exaireīn также открывает и другие перспективы. Ибо исключительный жест выражается тем же термином, что и куда более обычные манипуляции с календарем. Что приглашает нас взглянуть на него поближе.

А по поводу афинского календаря среди историков бушует ожесточенный спор. Никто не станет оспаривать свидетельства древних о том, что в Греции и особенно в Афинах существовали «удаляемые» (exairésimoi) дни[709]. Но раскол начинается и два лагеря формируются тогда, когда этой практикой пытаются объяснить расхождение между двумя календарями – тем, где царствует бог (katà théon), и тем, что регулируется городскими магистратами (kat’ árkhonta), – имеются в виду «лунный» календарь и политико-религиозный календарь гражданской жизни[710]. Несмотря на то что единодушно признается необходимость жонглировать днями (добавлять и убирать их) для того, чтобы подладить один календарь под другой – гражданский под лунный – и несмотря на то что соглашаются, что решение добавить или убрать исходит от архонта, тем не менее необходимо еще договориться насчет того, что же означает «удалять» (ибо из двух жестов только этот представляет собой проблему): существует ли только один способ «удалить» для того, чтобы механически устранить расхождение с космическим порядком? Или есть больше чем одна модальность удаления? Именно здесь свидетельство Плутарха приобретает всю свою значимость, поскольку сам он посчитал важным в «Застольных беседах» подчеркнуть, что если афиняне удаляли второе боэдромиона, «это не для того, чтобы подладиться под Луну, но потому, что, как считается, в этот день боги поссорились из‐за Аттики» (ou pròs tēn selēnēn all’ hóti taútēi dokoūsin erísai perì tēs khōras hoi theoí)[711].

Здесь-то и сталкиваются две партии. Есть те, для кого вся проблема сводится к чисто техническому измерению, к сопряжению гражданской жизни и движений Луны: для них все сводится к различению между «впалыми» месяцами, из которых изымают день, и полными[712].

Попутно стремятся нормализовать, насколько это возможно, практику удаления дней, что означает ограничить сферу ее охвата и даже принизить ее значение. Достаточно будет утверждения, что удаляемое – это дата, а не день[713]; затем эту дату размещают именно в той точке, когда счет дней в месяце переворачивался, чтобы идти в обратном порядке[714], из чего с облегчением заключают, что в гражданском сознании времени не было никакого разрыва непрерывности. В результате этого рассуждения получают темпоральность без дыр, – конечно, отличающуюся от нашей, но такую, что никакая аномалия не могла бы ее нарушить. Ибо такова и есть поставленная цель: заменить идею изъятия дня [soustraction d’ un jour], в высшей степени видимого, если не сказать открыто бросающегося в глаза, на идею пропуска[715] даты [extraction d’ une date], безболезненного и лишенного последствий. Конечно, сторонники этой рациональной и экономичной теории – благодаря своей связности правдоподобной в том, что касается повседневного гражданского времени – мимоходом упоминают несколько более примечательных вторжений в календарь, которые могли бы свидетельствовать о более ситуативном (или более политическом) применении практики exaíresis[716]. Тем не менее очевидно, что они с удовольствием бы их пропустили, и о втором боэдромиона в этих изложениях не заходит и речи. И на то есть причины: удалять второй день таким образом означает не почти незаметно пропустить дату, чье присутствие в начале обратного отсчета является совершенно необязательным, но совершенно открыто изъять из нового месяца день, чье отсутствие, конечно, не может остаться незамеченным. Месяц не успел начаться, как он уже подвергся ампутации; есть начало, но недостает продолжения: дыра является очевидной и преднамеренной.

Поэтому, если мы хотим понять смысл сообщения Плутарха, необходимо отказаться от экономичных решений и непрерывных темпоральностей и вместе с другим лагерем говорить о «манипуляции» с гражданским календарем. Это предполагает, что хотя существование другой, более упорядоченной категории «удаляемых» (exairésimoi) дней полностью признается, акцент ставится не столько на невидимых операциях, сколько на повторяющихся вторжениях, радикальным образом меняющих календарный порядок. И тогда второе боэдромиона вместо того, чтобы считаться исключением, становится правилом или, по крайней мере, моделью, позволяющей осмыслить афинское отношение к темпоральности[717]. В глаголе exaireīn выражается именно удаление дня, и это особым образом оркестрованное удаление является актом. Политическим актом – независимо от того, является ли его действенность ситуативной или же неким более вневременным образом она относится к «политике мифа»[718], когда афиняне удаляли второе число месяца боэдромиона «не для того, чтобы подладиться под Луну», но чтобы не отмечать годовщину ссоры богов. И действительно, манипулируя календарем, здесь подправляют (и даже хотели бы радикально подчистить) миф об основании, примиряя – друг с другом и с городом – богов, которых отныне нельзя будет называть соперниками.