парни, — сказал он прочим бунтарям-адмиралтейцам, — мальчик и я, мы действовали с самыми честными намерениями. Мы ведь доставили вам Кестрела! Видите, присутствующий здесь Трэвис меня знает. Пришло время дать мне доступ к вашему внутреннему кругу. Мне просто необходимо поговорить с вашим руководством!

— Как и мне.

Тут опешили все; они обернулись, чтобы взглянуть на Мартина Шемблза. Тот пожал плечами:

— Время масок прошло. Вашей команде понадобится помощь моей команды. Я хочу освободить адмирала и могу помочь вам в этом.

— И кто же вы такой, собственно говоря? — спросил Ричард.

— Я друг Хайдена Гриффина.

Это имя определенно произвело впечатление на Трэвиса и Ричарда — глаза у них расширились, они переглянулись, и Трэвис выругался. Потом оба сразу принялись засыпáть его вопросами.

Мартин рассмеялся и поднял руку:

— Вам нужно сообщить свои новости вашим людям. Вот этим и займитесь, после возвращайтесь сюда. Скажем, через два часа? Тогда сядем и, быть может, впервые все перезнакомимся.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и скрылся во мраке комендантского часа. Он слышал, как они возбужденно перешептывались, а затем отправились восвояси. Если у них есть хоть капля здравого смысла, то, когда он вернется, они будут ждать его здесь.

Он расправил записку в кармане, размышляя. С правильными купюрами, сунутыми в правильные руки, его маленькое письмецо стрелой долетит до места назначения. Если повезет, еще до окончания ночи он узнает, кто такие или что такое эти валютчики.

* * *

Чейсона окружали размазанные лица; слова, капающие из их ртов, доносились несколько секунд спустя. Весь мир таял и растекался воском, кроме огней — городских огней, хрустальных и ярких, незыблемого, словно скала, цвета.

Однажды с ним случилась лихорадка, после того, как в сабельную рану занесло инфекцию. Тогда, как и теперь, Чейсон понимал, что у него бред. Теперь, как и тогда, понимание ничуть не помогало.

В голове все еще звенело после того, что сотворила с ним фальшивая Телен Аргайр. Металлический привкус ее мыслей и воспоминаний пропитал его насквозь, и Фаннинг опасался, что от ощущения нечистоты уже не избавиться. Он лихорадочно перепрыгивал от мысли к мысли, от воспоминания к воспоминанию, выискивая хоть что-то — что угодно — что принадлежало бы только ему и не было замарано ее вторжением. Он метался внутри собственного черепа, а его лицо под гул моторов лодки обдувал прохладный ночной воздух.

— …придет в себя? — Это был Гонлин, вожак. О ком он говорит?

Искусственная природа уже здесь. От этого вывода никуда не денешься. После того, как Чейсон заглянул внутрь сознания поддельной Аргайр, он хорошо понимал, что ждет Виргу. Все, чего коснулась И.П., должно стать средством, продуктом, сырьем или ресурсом потребления. Роза не может оставаться розой, ей положено преображаться хоть в лилию, хоть в орхидею — по прихоти ее владельца. Даже опыту и памяти предстояло стать гибкими, взаимозаменяемыми. Весь мир целиком, надо думать, будет потреблен.

Теперь становилось очевидным, что женщина, которая поведала Чейсону о технологии под названием «радар», вообще не была человеком. Обри Махаллан явилась в Слипстрим этакой бродягой-путешественницей, заявившей, что она прибыла с «туристической станции», примостившейся на внешней поверхности Вирги. Венера путешественницей заинтересовалась, и этот интерес побудил его жену «обнаружить» местонахождение ключа от Кандеса. Если поразмыслить, Обри, должно быть, и подвела ее к открытию. Махаллан казалась вполне обычным человеком; да она, вероятно, и сама так полагала. Однако у нее, скорее всего, не было ни рождения, ни детства, вместо этого ее личность собрали из компонентов с открытым исходным кодом где-то среди бурлящей бесконечности данных Веги. Это не имело значения — почти, до поры, пока вы не осознавали, что вместо человеческого подсознания ей управляли некие бессознательные процессы; а вот у них на повестке дня стояли цели, совершенно не связанные с мечтами и надеждами ее сознательного «я». Разум фальшивой Телен Аргайр для Чейсона все четко прояснил: в мире искусственной природы человеческое сознание редко встречалось в ином качестве, нежели маска, скрывающая что-то чуждое, неумолимое и холодное.

Оставалось только надеяться, что Обри не довелось самой о себе этого узнать.

От этих мыслей, в считанные секунды проскочивших в голове у Чейсона, его мир, похоже, стал чуть устойчивее. Он сморгнул и понял, что сидит, привязанный к сиденью, в трехмоторной лодке, вместе с Гонлином, Телен Аргайр и несколькими громилами Гонлина — бывшими стражами, если верить Антее. Они выписывали дугу между гигантскими вращающимися цилиндрами Раша, которых только что коснулся мерцающий свет зари. Прямо по курсу висело адмиралтейство, и возле него дворец Кормчего.

Что это там одиноко парит в прожекторном зареве близ адмиралтейства — «Разрыв»? Для адмирала, от шока при его виде, мир снова потерял связность. Фаннинг позабыл, где находится, в голове замелькали разрозненные картинки бумажных самолетиков и йо-йо, и как он ребенком бежит по железным тротуарам. Ему виделись сосредоточенные лица других детей, глядящих на него из лишенных тяжести лачуг рядом с родительским поместьем. Чейсон слышал свой голос, задающий вопрос, но уже не помнил, о чем, — помнил только, что на него не ответили.

— Быстрее!

Громкий выкрик полоснул по сознанию, и все путаные образы развалились. Он снова сидел в лодке. Гонлин и его люди смотрели назад, за плечо Чейсона — на что? Чейсон с трудом тоже повернул голову — посмотреть.

То, на что они глядели, взмывало с заросшего лесом бока астероида Раш, с надменной непринужденностью стряхивая растительность со своих крыльев. Утренний свет солнца Слипстрима облил рубежного мотля золотом. На мгновение тот завис в воздухе, а затем взорвался движением.

— Быстрее!

Голос Гонлина выдавал, что он на грани паники. Чейсон засмеялся. Вот человек, которому все еще оставалось, что терять. Забавно было очутиться по другую сторону, потеряв все, и сознавать, насколько бессмыслен и глуп страх этого человека.

Последняя мысль заставила его снова повернуться вперед. Да, они определенно приближались к дворцу Кормчего. Чейсона выдали за награду? Тогда зачем здесь, с Гонлином, Телен Аргайр? Выставить ее напоказ означало увлечь за собой рубежного мотля. Они могли пойти на это только в отчаянных обстоятельствах. Наверное, их нору раскрыли.

Он снова рассмеялся.

— Знаешь, эта штука тебя рано или поздно съест, — уведомил он Аргайр. Та не ответила, зато Гонлин бросил на Чейсона высокомерный взор.

— Нет, если до того его убьют люди Кормчего, — сказал он.

Чейсон перевел взгляд с Гонлина на приближающегося мотля. Теперь он разобрался в плане: заманить мотля в зону досягаемости дворцовых орудий и разделаться с ним.

— Надеетесь, что они начнут стрелять по мотлю, как только разберут, что