Она вела машину на большей, чем разрешено обы­вателю, скорости, буркнула, не отрывая взгляда от до­роги впереди:

—В городе тоже. Просто у нас работа такая. Раньше за сутки погибало по сто человек, а сейчас разве что один в неделю...

—Ну да, — согласился я, — вам должно казаться, что все вокруг только и делают, что режут, колют и стреля­ют друг в друга.

—А простым горожанам, — уточнила она, — кажет­ся, что преступления вообще все искоренены, и это почти правда. Мир стал безопасным. А преступляют и убивают на тех уровнях... сложных, где простые люди не бывают.

Я огляделся.

—Едем в центр? Хорошо... Она сразу насторожилась.

—Что хорошего?

—Увижу, — сообщил я, — как живут олигархи.

— Мы едем не к олигарху, — уточнила она. — Но в какой-то мере к близкому к их миру.

— В какой? — спросил я предельно наивно.

— Работает на олигарха, — объяснила она с покро­вительственной ноткой. — Тот, чьи отпечатки в той квартире.

Минут через пять машина вкатила в район, откуда за километр несло богатством и могуществом. Непо­средственно на въезде нас даже остановили, хотя при современной аппаратуре любую проверку можно де­лать на любой скорости, но, думаю, это проделали с нами для важности и чтобы мы лишний раз уразуме­ли, к каким людям едем, полиция мы или бродячие музыканты.

Я не отказал себе в удовольствии пошарить по Инету и всем существующим базам данных, даже тем, что в распоряжении Пентагона, но, увы, охранники без криминального прошлого, если не считать, что все побывали в горячих точках, все с отличиями, а что и как там себя вели, теперь не проверить... вот так с ходу.

Мариэтта остановила машину перед подъездом со­лидного дома старинной постройки, а когда вышли, полицейский автомобиль дисциплинированно отъехал на стоянку рядом с домом, но встал так, чтобы все от­туда видеть, наблюдать, сканировать и ябедничать ру­ководству, а к нам прибыть на вызов с максимальной скоростью.

—Впечатляет, — пробормотал я.

—Хороший домик, — согласилась она. Я отмахнулся.

—Меня больше впечатляет, что мы на экранах че­тырнадцати видеокамер. По-моему, это перебор.

—И ты все заметил? — спросила она язвительно.

—Дык видно же! — ответил я.

Она смолчала, только покосилась несколько ошарашенно. Когда миновали настоящего живого охранника, поставленного, как понимаю, исключительно для пре­стижа, потом через парадный вход, я почти ожидал, что нас встретит дворецкий, и ничуть не удивился, когда в самом деле навстречу вышел солидный господин, по­хожий на Чемберлена в пору премьерства, сухой и чо­порный.

Я уже приучил себя не таращиться тупо на данные из Вики, когда передо мной люди, потому сказал вежливо:

— Здравствуйте, Сергей Павлович. Нам нужен хозя­ин, Кравцов Марат Хисамович... Прекрасный у вас дом, кстати. Еще сам Беллучини строил, надо же... И Репин с Айвазовским здесь бывали осенью, как сейчас помню, это было на Яблочный Спас...

Он посмотрел на меня с почтением во взгляде.

— Все точно, благодарю. Хозяин вас сейчас примет, позвольте провести вас в гостиную.

В гостиной, когда мы с Мариэттой сели рядышком, она прошептала:

— Сергей Павлович?.. Вы знакомы?

— Нет.

— Тогда откуда...

Я ответил снисходительно:

— Он выглядит как Сергей Павлович, разве не вид­но?.. Имена накладывают свой отпечаток на людей. Вот назвали бы тебя Нюркой, разве стала бы ты так краситься, носить высокие каблуки, заботиться о волосах?

Она зыркнула на меня искоса.

— Снова издеваешься, гад?..

— Я думал, это основы криминалистики, — ответил я с обидой в голосе. — Ты точно не Нюрка.

— Гад, это комплимент или оскорбление?

— Еще какой, — подтвердил я и произнес мечтатель­но: — Мари...этта... Ингриэтта... Гангуэтта... Блин, про­сто музыка... Усраться можно, как красиво звучит... В тебе есть что-то даже от Аллуэтты, так и слышу музы­ку, а в остальном ты вылитая Мариэтта, или, как гово­рила моя бабушка, выкопанная... или выкапанная, уже не помню.

Она прошипела:

— За выкопанную я тебя убью. Тоже мне, зомби на­шелся! А откуда знаешь про Репина с Айвазовским?

— Дык я ж эта., культурный эстет, как не знать тако­го нашего ценного наследия?.. Репин, это был такой художник, кстати. Айвазовский вроде тоже рисовал...

— А Яблочный Спас?

— Угадал, — ответил я скромно. — А может, и нет, но дворецкий подыграл, молодец.

— Гад полосатый, — сказала она с чувством.

— Да, он похож...

— Ты — гад полосатый! Я уточнил:

— Как бурундук?.. Или дикий поросенок?

— Как колорадский жук! Я покачал головой.

— Это которого в пятидесятых годах американские шпионы завозили в СССР в спичечных коробках? А по­ том выпускали на картофельные поля, чтобы навредить нашему социалистическому строительству и всемирной победе коммунизма?

Она вытаращила глаза.

— Что, и такое было?.. Нет, слышала такое грязное ругательство, показалось смачным.

Вдали распахнулась дверь, дворецкий произнес чо­порно:

— Прошу вас. Марат Хисамович примет вас...

Вид у него был такой, что этот Марат Хисамович сей­час добрый, а в другое время может и вытолкать в шею. Мариэтта, судя по натянувшейся коже на ее скулах, тоже ощутила подтекст, ноздри бешено раздулись, де­скать, никто не остановит детектива-сержанта столич­ной полиции, а если кто-то рискнет, пусть пеняет на себя.

Марат Хисамович поднялся нам навстречу из-за сто­ла, немолодой, но элегантный и блещущий моложаво­стью. Не молодостью, видно же, что в его возрасте дру­гие на пенсии, но то другие, а это крепкий и подтянутый мужчина, почти атлет, под тонкой тканью костюма чувствуются объемные бицепсы.

Как заметно, подумалось у меня само собой, что если бедный, то обязательно толстый и даже жирный, а бо­гатые все худощавые и поджарые. Бедные на работе не задерживаются, каждое лето отдыхают на южных ку­рортах по месяцу, а богатые вкалывают без отпусков и выходных, бедные своих детей на летние каникулы от­правляют отдыхать в лагеря, а дети миллионеров раз­носят газеты, подрабатывают официантами и мойщи­ками посуды, подготовляя себя к постоянному изматы­вающему труду...

—Чем могу служить? — спросил он точно рассчи­танным тоном.

—Департамент полиции, — сказала Мариэтта. — Убита ваша сотрудница Ширли Кассеро. На месте пре­ступления обнаружены ваши отпечатки. Что вы можете сказать по этому поводу?

Он помрачнел, из груди вырвался тяжелый вздох, чуточку театральный, но самую чуточку.