Она сказала саркастически:

— Ну спасибо! Успокоил.

— Рад, — ответил я. — Всегда счастлив тебя успо­коить. Чувствую себя так, будто обнимаю родное пра­вительство и нашу самую гуманную в мире полицию...

— Заткнись, гад. Мы почти приехали, вон его дом.

Я сказал быстро:

— Давай первым спрошу я! А ты как главная будешь следить за нами, в смысле — и за собой, и поправлять, если что пойдет не так... по твоему мнению. Ты же ум­ная, знающая, красивая...

Она фыркнула:

— Мечтай-мечтай!.. Тебе никогда не стать детекти­вом. Стой сзади и не раскрывай пасть, а то порву на фиг.

— Меня или пасть?

— Обоих.

Автомобиль съехал с дороги и некоторое время про­бирался между домами старой постройки, рассчитан­ными на неторопливые кареты. Мариэтта еще не разо­бралась, где какой дом, деревья с пышными кронами закрыли номера, но автомобиль все зрит, не зря же по­лицейский, уверенно подвез нас к одному из подъездов и остановился.

—Здесь приличные люди, — напомнила Мариэт­та, — так что забудь про свой футбол, понял?..

—А про хоккей, — спросил я с надеждой, — можно?

— Нельзя, — отрезала она. Я пробормотал горестно:

— Тогда поговорим о боксе или боях без правил...

—Застрелю, — пригрозила она. — И меня оправ­дают.

—Тогда молчу, — сказал я испуганно. — Вот если бы не оправдали...

Ступеньки старинные, из настоящего мрамора. Мы подошли к такой же настоящей двери, словно украденной из «Ромео и Джульетты», Мариэтта ска­зала негромко:

— Департамент полиции. Нужно поговорить с Панасом Онищенко.

Через пару секунд из невидимого динамика донесся далекий голос:

— Минутку...

Послышались шаркающие шаги, затем в двери щелкнуло, чуть приоткрылась, но так и осталась. Ма­риэтта презрительно фыркнула и толкнула ее так, что та ударилась о стену.

Я вошел за Мариэттой, а она двинулась уверенным шагом даже не детектива, а элитного бойца спецназа в давно захваченной и освоенной деревне.

Правда, в холле пусто, пришлось подняться на вто­рой этаж, там уже к лестнице вышел невысокий полный мужчина в просторном костюме, что и понятно с его избыточным весом, смотрит молча, без надменности, но в то же время осознает, на пару ступенек выше вся­ких, кто ездит в полицейских авто.

— Господин Онищенко? — спросила Мариэтта. Мужчина кивнул.

— Проходите в квартиру.

Я перешагнул порог, мне показалось, что попал в музей древнего искусства. Даже не в сам зал, а в запасник, где в ожидании экспозиции хранятся в тесных по­мещениях сотни картин, скульптур, украшенных сере­бром шкатулок и всякого рода изысканных безделушек от размера с куриное яйцо до валуна в несколько тонн с рунами древнескандинавской вязи.

— Ого, — сказала Мариэтта, — у вас здесь... да, у вас здесь... не нахожу слов.

Он покосился в мою сторону, я ответил с легким по­клоном:

— Здесь все подлинники... Узнаю работы Креккио, Вандатти и самого Карлизино! А это, если не ошибаюсь, картина Дюбера «Странные гости в Помпее»?

Он ответил потеплевшим голосом:

— Сядьте, пожалуйста, это великолепный диван во­семнадцатого века. Приятно встретить знатока... А вот жемчужина моей коллекции. Узнаете?

— Еще бы, — ответил я. — Кто не знает «Распятие Христа» Лонжеавитти?.. Моя коллега, она рядом, столь­ко слез пролила, созерцая... да-да, созерцая.

Мариэтта сладко улыбнулась мне, но во взгляде та­илось обещание убить еще на лестнице, а в машину за­таскивать уже теплый и весьма обезображенный труп.

— Да, — подтвердила она, — как же, как же... Госпо­дин Онищенко, мы проверяем деятельность одной под­польной фирмы, потому проводим опрос ее клиентов. Как долго вы употребляете карельгедин?

Он дернулся, во взгляде метнулся испуг.

— Карельгедин... карельгедин?

Мариэтта сказала властно:

— Господин Онищенко, как вы понимаете, мы при­ехали не наугад. Ваше запирательство будет расценено как противодействие исполнению правосудия. Чем это вам грозит, можете сами посмотреть в Уголовном ко­дексе. Учтите, наш разговор записывается.

Он заметно поник, ответил почти дрожащим голо­сом:

— А что случилось?.. Это же разрешенный препа­рат!.. Скоро будут продавать во всех аптеках...

—Вам так сказали? — поинтересовалась Мариэтта. -Да...

—Кто? — спросила она с нажимом. Он посмотрел на нее с испугом.

— А это говорить этично?.. Не получится ли, что я как-то подвожу хороших людей?.. А то эти строгости мне совсем не нравятся. Я всего месяц попринимал, и левая рука, что уже три года не двигается, начала ожи­вать!.. Вот посмотрите, я уже шевелю пальцами, а мне в больнице сказали, что все нервы атрофированы. Могу показать медицинскую карточку, там записано, у меня какой-то синдром, не просто парализовало нервы и мышцы, а даже съело нервную ткань...

Я быстро заглянул в Инет, отыскал его карточку, прочел, на это ушла сотая доля секунды, сказал успока­ивающе:

— Да-да, препарат просто чудо. Даже нервную ткань наращивает, надо же... Но мы по другому делу. Возможно, конкуренты постарались, но... сегодня ночью Ширли Кассеро убили. Он округлил глаза.

— Как нехорошо... А кто это?

Мы с Мариэттой не стали переглядываться, и так понятно, я сказал мирно:

— Возможно, она использовала аватары. Ее труп на­шли в ее квартире... Откройте к телевизору свободный доступ.

Он кивнул, я коснулся запястья с часами, на экране телевизора во всей красе появилось лицо, а потом и все тело убитой Ширли Кассеро.

Он охнул.

—Какой ужас!

—Узнаете?

—Это она, — прошептал он. — Я покупал у нее... Но все легально...

— Как видите, — сказал я, — прямо в ее квартире.

Он прошептал:

— Господи! Какой ужас!.. Кто же теперь... Я хочу, чтобы моя рука ожила полностью!.. Да и вообще...

Мариэтта сказала деловым голосом:

— Мы отрабатываем все версии. Сейчас наша зада­ча — найти убийцу. Надеюсь, это поможет и вам. По­старайтесь припомнить, всегда ли убитая была одна, не упоминала ли в разговоре кого-то еще, не тревожило ли ее что-то в последнее время, не показалось ли что-то необычным...

Он посмотрел беспомощно.

—Нет, не припоминаю. Нет-нет, я не увиливаю, в самом деле все всегда происходило быстро. Я приносил деньги, мне давали карельгедин. Все молча, торопливо. Я тут же уходил.

—Спасибо, — сказал я. — Вы нам помогли.