XII

Ясно было, что Джулиано Маньифико дожидается продолжения речи синьора Гаспаро. Видя, однако, что тот умолк, он тут же вступил в спор:

– Касательно несовершенства женщин вы, кажется мне, привели аргумент вовсе никудышный. И хоть, может быть, и не стоило бы сейчас входить в такие тонкости, я вам в ответ на него изложу мнение сведущих, сообразное самой истине, что сущность во всякой вещи не может принимать в себя больше или меньше. Ибо как ни один камень с точки зрения самой сущности камня не может быть более камнем, чем другой, и ни одно дерево – более деревом, чем другое, так и ни один человек не может быть более человеком, нежели другой. Следовательно, по своей формальной сущности мужчина не может быть совершеннее женщины, потому что и тот и другая рассматриваются под видом человека, и то, в чем они отличны друг от друга, есть вопрос акциденции, но не сущности. Если же вы мне скажете, что мужчина совершеннее женщины пусть не по сущности, то хотя бы по акциденции, я вам возражу: в таком случае нужно, чтобы эти акциденции относились или к душе, или к телу. Если говорить об относящихся к телу, то есть что мужчина более крепок, проворен, ловок, вынослив к тяготам, я отвечу, что это весьма слабый довод, ибо среди самих мужчин те, кто имеют эти качества более развитыми, чем у других, не пользуются ради этого бо́льшим почетом; даже на войне, где большинство дел требуют немалого труда и сил, выше всего ценятся не самые крепкие; что же до тех, что в душе, отвечу, что все вещи, доступные пониманию мужчин, доступны и пониманию женщин; и куда проникает ум одного, туда может проникнуть и ум другой.

XIII

Выдержав небольшую паузу, Джулиано Маньифико, улыбнувшись, прибавил:

– Вам известно, что философы утверждают: те, кто мягок телом, более способны к умственной деятельности? Поэтому нет сомнения, что женщины, будучи мягче телом, еще и способнее умом и разум их более приспособлен к умозрениям, чем мужской{355}.

И продолжил:

– Но если оставить это и судить, как вы того хотите, о степени совершенства мужчин и женщин из их дел, то, рассмотрев действия{356} природы, найдем, что она создает женщин такими, каковы они суть, не случайно, но приспособив к насущной цели; ибо хотя она дает им не крепкое тело и невоинственную душу, наряду со многими другими качествами, противоположными мужским, но особенности и одного, и другой клонятся к одной цели, заключающей в себе одну и ту же пользу. Ибо как по причине своей слабости женщины менее решительны, по той же причине они более осторожны; потому что матери вскармливают детей, а отцы их обучают; отцы же, с их телесной крепостью, приобретают вне дома то, что матери, с их домоседством, сохраняют внутри дома, и это заслуживает не меньшей похвалы.

Кроме того, из истории, как древней (хотя мужчины во все века были весьма скупы на похвалы женщинам и редко о том писали), так и новой, мы знаем, что доблесть у женщин всегда была не меньше мужской; мы находим известия о таких женщинах, которые вели войны и одерживали в них славные победы, с великим благоразумием и справедливостью управляли царствами, – словом, делали все, что сделали бы мужчины. Что касается наук, разве не читали вы о многих женщинах, изучивших философию? О других, которые были совершеннейшими в поэзии? Или о тех, что вели судебные дела и прекрасно произносили перед судьями обвинительные и защитительные речи? О рукоделиях же их было бы слишком долго говорить, да и нет необходимости в таком свидетельстве. Итак, если ни в своей глубинной сущности, ни в акциденциях мужчина не совершенней женщины – о чем, кроме разума, свидетельствуют примеры, – то я не понимаю, в чем еще состоит его превосходство.

XIV

А на ваши слова – будто намерение природы всегда заключается в том, чтобы производить вещи более совершенные, и поэтому она, если б могла, производила бы только мужчин, а производить женщин – скорее ошибка или изъян природы, нежели ее намерение, – я отвечаю, что они решительно опровергаются. Не понимаю, как вы осмеливаетесь утверждать, будто природа не имеет намерения производить женщин, без которых невозможно продолжение человеческого рода, к чему природа стремится более всего на свете. Ибо именно посредством союза мужчины и женщины она производит детей, которые возвращают все доброе, полученное в детстве, своим престарелым родителям, питая их и повторяя их пример тем, что сами порождают других детей, от которых надеются в старости получить то, что в молодости дали своим родителям. Тем самым природа, словно совершая круговорот, наполняет вечность и таким образом дарует смертным бессмертие. Поскольку же для этой цели нужны в равной степени мужчина и женщина, не вижу оснований говорить, будто женщина произведена более «случайным образом», чем мужчина. Конечно, правда то, что природа всегда стремится к произведению более совершенных вещей, а поэтому и стремится воспроизводить человека как вид, но при этом не больше стремится производить мужчину, чем женщину. Напротив, если бы она делала одних мужчин, то производила бы несовершенство; ибо как из тела и души получается состав, лучший, чем его части, – то есть собственно человек, – так из совокупления мужчины и женщины получается состав, сохраняющий человеческий род, без чего части его уничтожились бы. И поскольку по самой природе мужчина и женщина всегда вместе и не могут быть друг без друга, – не имеющий женщины не должен зваться мужчиной, согласно определению того и другой, равно как не должна зваться женщиной та, что не имеет мужчину. И коль скоро только один пол в отдельности от другого является несовершенством, древние богословы приписывают Богу оба пола. Почему и Орфей говорил, что Юпитер есть и мужчина, и женщина{357}; и в Священном Писании читаем, что Бог сотворил человека, по своему образу, мужчиной и женщиной{358}, и поэты нередко, говоря о богах, смешивают один пол и другой{359}.