он еще и чувствует вместе с ним. Он осязает пространство, ощущает его голод, страх, его злость. Злость? Нет, то была не просто злость, то была ярость в чистом виде с примесью опустошающего и изматывающего бессилия. Человек куда-то шел. Он спешил, почти бежал по темным коридорам земного крейсера. У человека была какая-то цель. Человек задумал страшное.

— Ты им управляешь? — задал Роман резонный вопрос.

— Мне ни к чему брать под контроль чужой разум, — ответила Валерия. — Мне достаточно отключить в нем те блоки, которые люди сами себе устанавливают. Блоки, которыми людей наделяет общество. От колыбели до самой смерти общество внушает каждому человеку необходимые парадигмы поведения. Общество воспитывает общество. Сначала — через родителей, родственников, воспитателей и учителей. Люди не свободны по сути своей, они лишь рабы чужого влияния. Какое воспитание может дать своему ребенку раб? Правильно — только рабское.

— Но зачем тебе отключать эти блоки? Разве не эволюция их установила? Разве человек не есть совокупность сдержек и противовесов?

В голове Романа пронеслась эмоция, тень смеха — вероятно, то были отголоски человеческого прошлого Валерии, ведь ваэрры смеяться не умели. Однако сейчас Валерия продемонстрировала эмоцию удовлетворения, как если бы она рассмеялась в голос. Очевидно, слова Романа позабавили ее.

— Эволюция… Как раз эволюция к установке этих блоков не имеет никакого отношения. Человека загнали в рамки не инстинкты, не обстоятельства и даже не окружающая среда. Рамки для людей всегда ставили сами люди.

— Пусть так, — Роман пытался понять, к чему клонит Валерия, — пусть люди воздвигли эти барьеры, эти рамки, условности… Зачем тебе снимать эти ограничения?

— А затем, человек, что в экстремальной ситуации, в ситуации, когда на кону стоит твоя жизнь, жизнь и счастье твоих близких, когда возникает экзистенциальная угроза виду, каждая отдельная особь рано или поздно перешагивает через барьеры, которые установило для нее общество. И нам надо понять, на что способен пойти человек, столкнувшись с угрозой, доселе невиданной. Особенно ценный материал для нас — военные и политики. Вторых мы изучим по прибытии в Солнечную систему, а вот первых у нас уже есть с избытком.

— Разве вы еще не поняли, что человек — это зло во плоти, если лишить его человечности?

— А что есть человечность? Те самые рамки и догматы делают человека человеком? Что с того, если человек всю жизнь проведет, следуя законам религии или нормам поведения, одобренным обществом, а в экстремальной ситуации возьмет да и сожрет своего соседа? Буквально сожрет, то есть насытится плотью себе подобного. Или решит удовлетворить свой инстинкт размножения и начнет насиловать женщин и детей при первом же удобном случае? Что с того, что человек девяносто девять процентов своей жизни проводит в покаянии и сдерживании своих низменных желаний, своих пороков, если в критический момент, тогда, когда действительно необходимо проявить человечность, он ее не проявляет?

— То есть вы намеренно стравили эти два крейсера?

— И стравили бы их все, успей сюда третий. Но выборка и без того уже большая, так что думаю, мы достаточно поняли о военных планеты Земля.

Мужчина же, в голове которого они находились, тем временем добрался до своей цели. Роман чувствовал, как человек на «Прорыве» боится, как бешено колотится в его груди сердце. Он стоял перед дверью в какой-то отсек. Он был один. Вокруг него царила тьма, лишь фонарь в его руке освещал пространство вокруг. Очевидно, ваэрры вновь вырубили всю энергосистему «Прорыва».

«Нужно сделать это сейчас, — думал человек, — пока на корабле нет ни света, ни связи». Роман читал эти мысли, как если бы они были его собственными. Очень, очень странное ощущение.

От возбуждения и страха офицера колотило. Он чувствовал, что если не свершит задуманное сейчас, то не сможет сделать это уже никогда. Он не понимал, чья злая воля им управляет, но чувствовал острую потребность убить. Рука человека потянулась к панели управления дверью отсека, но ничего не произошло — корабль был обесточен. Он мысленно выругался и попытался открыть дверь вручную. И та поддалась.

— Ты уже понял, какое чувство движет этим человеком? — спросила Валерия Романа.

От волнения парень не смог ответить, он был всецело поглощен чувствами и эмоциями этого бедолаги.

— Это зависть, Роман. Один из самых страшных человеческих пороков. Именно зависть, согласно одному из людских преданий, и была причиной первого убийства.

Роман постарался сконцентрироваться на мыслях офицера. Человек действительно ненавидел того, к кому шел. Он желал ему смерти не потому, что тот ее заслуживал — напротив, капитан был достоин своего положения в обществе. Старпома мучило другое. Неужели он, старший помощник Сорокин, не был достоин командовать «Прорывом»? Он боевой офицер ВКС России, участник битвы за Европу и Марс, кавалер ордена мужества. Где справедливость? Где благодарность? Он всегда был в чьей-то тени, ему никогда не доверяли единоличное управление крейсером, он всегда был на вторых ролях. Разве это справедливо? Разве он недостоин большего?

Сорокин проник в медицинский отсек, бесшумно миновал пустующий пост дневального и наконец достиг своей цели. Вот она — палата, где находится капитан Кольский. Сорокин медленно открыл переборку, тенью прошмыгнул в помещение и замер…

Через секунду Роман уже рыдал. Вернее, он чувствовал, как рыдает человек, чьими глазами он наблюдает сейчас мир. Офицер был опустошен, он только сейчас понял, на что решился. Упав на колени перед пустой постелью, старший помощник Сорокин рыдал навзрыд.

— Что вы тут делаете?

Чей-то суровый оклик выбил Романа из головы старпома. Он вновь оказался в черной пустоте наедине с голосом Валерии.

— Как тебе такой представитель человечества? Теперь ты видишь, на что способны его лучшие сыны?

— Все морок! — Роман отчаянно пытался вернуться в свое тело, вернуться на «Осирис», перестать видеть глазами Валерии. Но та лишь потешалась над ним. Да, именно это сейчас чувствовал Роман — Валерия испытывает удовлетворение, триумф. — Все это ненастоящее, — мысленно закричал он, — всего этого не произошло бы, не вмешайся ты!

Валерия не обращала внимания на протест Романа. Ей нравилось то, что она делала. Она получала от этого истинное удовольствие.

— Мир не таков, каким тебе рисовала его мать, — промолвила она. — Как думаешь, а чем же сейчас занят капитан «Прорыва»?

И в ту же секунду Роман оказался в другом сознании. О, сказать, что эмоции новой жертвы Валерии были сильнее, красочнее, ярче эмоций старпома — ничего не сказать! Такого букета ощущений и переживаний Роман себе и представить не мог. Человек, в сознании которого он оказался, был…

— Да, это капитан «Прорыва», — подтвердила его догадку Валерия. — Мне хватило лишь доли секунды, чтобы откопать все его грязные мысли. Смотри, человек, куда ты стремишься, смотри и прочувствуй.