Говорить Нике всегда было бесполезно, его можно было только тыкать носом или позволить на своей шкуре заранее прочувствовать последствия своих действий. Я собиралась взять его на двенадцатый, чтобы он свести личное знакомство с тварями, если уж так стремится под землю.

Он уже хотел возразить, но я опередила.

— Контракт, Сакрорум. Участвуешь, как помощник целителя. Вестника пришлю позже.

— У меня нет с ними общих дел, и никогда не было, — наконец прошипел он. — Это не я, это Винни…

— Значит, теперь общие дела будут, — спокойно констатировала я. — По крайней мере одно общее дело точно. Отдельное спасибо за это скажешь… Винни, Сакрорум.

— Винни из ваших, Высшая, не из горцев.

— Какое это имеет значение? — Я вздернула бровь. Или он считает, что у нас тут два лагеря — горцы против всех?

— Из ваших, — снова повторил он. — Разве вы не за своих…

— Мои — это не высшие, Сакрорум. Мои — это только те, кто за спиной, кто связан кровью, кто связан клятвой, долгом. Все остальные меня не волнуют совершенно. Есть свои и есть чужие. И тем более, меня не волнуют чужие дуры, у которых не достает ума, чтобы не связываться с Серыми.

— У вас тоже не достает? — Ну, наконец-то, язвительность вернулась.

— Поверь мне, возможность проверить это у тебя будет. Лично, — мягко улыбнулась я. — Первый ряд, Сакрорум, в самой гуще событий.

— Заберите, — пирамидка снова переехала на мою половину стола. — Будем считать это моим вкладом…

В альков постучали, и вышколенный слуга начал расставлять чайничек и приборы. Нике заказал чай?

— Сакрорум, это было необязательно, — я кивнула на стол. — В твоих обстоятельствах стоит проявлять практичность…

— Это не я, — ответил задумчивый Нике. — Я не заказывал, — обратился он напрямую к слуге.

Тот закрылся пустым подносом, и с поклоном вытащил небольшой свиток, перевязанный алой витой шелковой нитью, передал Нике, и молча удалился.

Нике зашуршал бумагой, вчитался, и, прищурив глаза, передал послание мне.

— Это не мне…

В свитке было всего несколько слов, написанных изящным летящим почерком на староимперском.

«С пробуждением, тварь».

Я изучила записку с двух сторон, но больше не было ничего, что могло бы указать на личность отправителя.

— И почему это мне?

— Ну, — Сакромум глотнул чая из пиалы, — я не понял ни слова. Вы — точно поняли, и у нас в Клане нет времени учить мертвый язык, — резюмировал он.

Почерк я видела в первый раз, в прошлой жизни никто мне в школе таких записок не отправлял. Я ещё раз оценила Нике свежим взглядом — он тоже на тварь был похож мало.

Я понюхала принесенный слугой чай — обычный сорт, очень дорогой, но ничего особенного.

Псакова чушь, на которую сейчас совершенно нет времени.

— Появятся вопросы — я на трибунах, — Нике показал глазами на пирамидку и, коротко кивнув, оставил меня в одиночестве.

Я вызвала слуг, и попросила заменить чайник, и чайные пары, и пирог из зимника, и зимнего горячего супа, и свежих рисовых лепешек. Мне нужно подумать.

Хейли. И Марша и Люк сходились в одном и том же. За абсолютно бессмысленной и глупой темой с поединком стоят Хейли. Зачем? Чего они добьются, если я проиграю Фейу? Пусть при людно, но какой смысл? Логики в этом не было абсолютно никакой.

Зачем Хейли нужен поединок на Турнире?

И, чтобы провернуть это, они чем-то прижали Фейу, если даже Марша под обетом молчания.

Вряд ли они бы сделали очевидную глупость. Хейли никогда не упустят свою выгоду, кажется так звучит их девиз. И? В чем выгода для них тут?

И потом, Хейли перешли в лигу «против Блау» не так давно, до моего рождения, но даже дядя помнил и рассказывал совершенно невероятные вещи. Хейли тогда занимали почти тот же статус, что сейчас Хэсау, а потом что-то произошло. Что-то, о чем не говорили нашему поколению. И дальше все катилось, как снежный ком. Акс схлестнулся с первым наследником ещё в школе, их разделял класс, потом Академия, старший брат Хейли тоже уехал в Столицу. Но Акса выпнули в Корпус, а тот остался там.

Теперь Хейли и я — тема повторяется, хотя я никогда не дышала Анастасу в спину, слишком разные у нас весовые категории силы и интересы, до недавнего времени. Сомневаюсь, что Анастас тоже был без ума от Квинта.

И Марша, с этим ее «не возвращайся после перерыва», «не приходи на Турнир»… п-ф-ф-ф…

Псакова чушь. Мне совершенно ничего не приходило в голову. И что должно значить двадцать четыре-шестнадцать? Можно было бы спросить Люци…

Вестник от Акса появился внезапно, покружил вокруг двойного купола, который поставила я, ища бреши, и упал прямо в руки. Жив и здоров, зараза.

«Ты все испортила. Встретимся вечером, дома. Веди себя тихо», — писал Аксель. Если он был здесь, я шарахнула его чем-нибудь, или ещё лучше, наложила бы стазис на ночь, чтобы подумал над тем, что творит.

Я. Все. Испортила. Я?

Щелчком я отправила вестник обратно, вложив всего одно слово с четким визуальным образом бородатого и рогатого. Козел.

И, если он использовал высший приоритет для каких-то своих игр, которые большой мальчик считает очень важными, я не посмотрю на то, что номинально он — Старший.

Новый Вестник прилетел через мгновение, взволнованно полыхнув силой.

«Прости. Ты — умница, — писал Акс. — Я — дурак».

Я щелкнула пальцами и отправила назад стадо. Козлов. Которые пасутся на крутых склонах Лирнейских. Почему мой брат не может быть похож на Таджо? Или Ликаса, или даже на того же Хейли? Высокомерный гад, но гад умный. И так хорошо, когда такие умные сволочи играют на твоей стороне, а не в команде напротив.

Пирог с зимником кончился, чай был выпит, и я со вздохом пододвинула к себе пирамидку Нике. Проекция развернулась над столом, повинуясь щелчку пальцев. Должна признать, Сакроруму удалось меня удивить. На записи, низко склонившись над лабораторным столом, педантично протирал склянки Наставник по алхимии.

Запись велась со спины, было видно стол, кабинет алхимии, и часть стеллажа, видимо того самого, за которым и прятался тот, кто смотрел. Дверь скрипнула, отворившись, из коридора долетел студенческий гомон, многоголосый гул, и в кабинет, бочком и как-то крадучись, вкатился невысокий субъект.

Никакой. Именно такое слово наиболее точно подошло бы для описания. Среднего роста, среднего вида, в одежде зажиточного горожанина средней руки, у таких мирийские и южные деликатесы бывают только по праздникам, и даже волосы и те были какими-то серыми.

Тусклыми. Увидеть и забыть.