— Прошу, — Люци уступил место в кресле, и Хэсау отошли в другую часть ложи, создавая иллюзию уединения.

— Леди Блау…

— Вопросы от распорядителей или… от военных? — Уточнила я.

— И от распорядителей тоже, — он поправил очки почти по-женски изящными пальцами. — Вы… немного негативно настроены к организаторам, поэтому прислали нас.

Я невоспитанно фыркнула в ответ. Толстяки, все трое, не нравились мне очень активно.

Продажных упитанных жлобов я не любила никогда. Если их купила не я.

— Итак, — он разместил на столе планшет, и приготовился отмечать в списке, — на третьем этапе вы планируете использовать классические произведения на староимперском?

— Нет, — ошеломленно ответила я. Я даже не знала, что такие есть.

— Вы планируете записывать стихи тушью или иными красящими жидкостями?

Иными это чем? Соплями? Слезами? Слюнями? Они совсем там умом тронулись, что ли.

— Тушью.

— Использовать кровь?

— Нет.

— Накладывать личную печать?

Тут я задумалась. Принцип был схож. Все личные печати Мастер шлепает одинаково — не важно, это картина, эликсир, артефакт, стул для императорской задницы из ограниченной коллекции, или новая баллиста. Личная печать Мастера ставилась всегда, если это Мастер.

Мы, как ученики, могли попробовать поставить личную печать на свои творения, и у некоторых даже могло что-то получиться, и тогда это заявка на мастерство, комиссия, экзамен, гильдия… Но проблема была в том, что я никогда не писала стихов. Даже Квинту.

Ну, не сложилось с рифмами и образным мышлением.

Поэтому стихи я планировала использовать чужие. И как в этом случае поведет себя личная печать, я не имела не малейшего понятия. Картины обретают дух, цвет, вкус, запах, объем, артефакты обретают подобие воли и привязки к хозяину, а стихи… стихи звучат. Сами по себе, и обретают образы.

— Я не знаю, — я пожала плечами. — Если получится. — На этой фразе второй легионер отчетливо вздрогнул. Насколько я помнила, Фейу до уровня личной печати на искусстве стихосложения не дошла, значит, по идее можно будет обойтись без.

— Вы будете использовать кисти из стандартного набора?

— Да. — Какие тупые вопросы.

— Вы будете использовать обычные писчие листы, или какие-то особые поверхности для начертания символов?

— Обычные листы.

— Вы будете подавать заявку на новый метод в стихосложении?

— Нет. — Он дошел до конца списка. — Я надеюсь, вопросов больше нет? — Я сказала это очень ровно.

— Последний, — легионер немного помедлил, блеснув половинками очков, — меня отдельно просили уточнить, не планируете ли вы какой-то особый… разрушительный эффект… чтобы маги могли усилить купол заранее?

— Нет, — я краем глаза видела, как Люци почти лег на перила от смеха.

— Вопросов больше не имеем, — легионеры отдали честь и покинули ложу.

Прозвучал гонг, пропел горн, и хорошо поставленный голос распорядителя, усиленный чарами, объявил на всю Арену.

— Дамы и господа, прошу занять свои места на трибунах. Третья дисциплина триста семнадцатого кернского Турнира, Высокое искусство стихосложения, объявляется открытой.

Тихая Нэнс сидела в самом дальнем уголке ложи, стараясь лишними движениями не привлекать внимание искрящего напряжением Хоакина.

Купол тишины ставить не хотелось, и так Хэсау практически не отрываясь, следили за каждым моим шагом, поэтому Нэнс нашлось срочное занятие — поправить прическу.

— Нэнс, где Ликас? Вернулся? — Аларийка уже кружила сзади, ответственно отнесясь к задаче.

— Вернулся, мисси.

— И где он? — В поместье? Чтобы Ликас пропустил Турнир, не явившись отвешивать свои замечания по-поводу поведения Вайю и умения думать? Да ни за что.

— Так табор же, — она всплеснула руками. — Вы же помните, мисси? — она просительно заглядывала мне в глаза.

Мисси помнила. И про табор, и про праздник фонарей с натыканными тут и там лотками аллари, и вихрь взметнувшихся в танце ярких юбок, и зимние костры, и охоту, и вечера у камина. В Пределе вступала в свои права привычная северная зима. Я вздохнула, вспоминая лицо Хакана. Сколько ещё открытий и проблем мне принесут аллари?

Когда табор встает на зиму, аларийцы всегда берут несколько дней, чтобы побыть со своими. Это время я не любила. Без Нэнс все быстро и как-то само собой приходило в состояние хаоса, вещи терялись, комната превращалась в свалку, а мне приходилось довольствоваться услугами тех, кто не понимал меня с полуслова.

— Конечно, помню, — я успокаивающе похлопала по пухлой ладошке.

— Мастер прибыл, в поместье не возвращался ещё, — она пригладила волосы, — но к вечеру будет. После табора. Мастер ещё раньше отпрашивался на декаде.

У кого? Дядя? И ни слова не сказал мне?

— Вернулся как раз, когда из Храма приехали проводить в последний путь, мисси, — пожала плечами она. — Две подводы — не шутки, перегородили весь задний двор, ох уж Мастер ругался…

— Почему две, Нэнс? — Если из хладного забирали только Юниса и Юстаса.

— Так как же это, — аларийка глянула укоризненно, — четверых ведь забрали.

Четверых? Четыре трупа? Как это? Кто ещё?

— Нэнс, — я развернулась к ней, — кто. Конкретно.

— Так значится двое с охраны, те, что новые были, — она загнула два пальца, — Ливии на днях сплохело, да так, что и не встала с кровати, отойдя в мир иной, — она осенила себя знаменьем Великого и сплюнула через плечо, — да и конюх их, ваших сродственниц значится, простыл на обратной дороге и тоже…того, — закончила считать она.

— Тот, что возил их в Хадж?

— Да, — она кивнула, — вот что скажу, не берегут людей, не берегут. Где это видано, чтобы двое да разом сгорели, — она укоризненно покачала головой. — И сами тоже. А вот нечего по всяким местам ездить, заразу привозить…

Со всем этим бредом, я полностью выпустила Айшу из головы. Они так и не появились. А ведь по официальной версии в Хадж ездили исключительно за новым нарядом для Турнира.

— Что с Айшей, Нэнс? Тетя? Фло?

— Так зараза, мисси, говорю же, — она снова всплеснула руками, очень недовольная моей непонятливостью, — и то, что крыло ваше далеко, не значит ничего. Зараза она такая, — она изобразила змею, — и в щели пройдет…

— Нэнс!

— Как вернулись, так и слегли. Не знаю больше ничего, — она пожала плечами, — охрану поставили, чтобы не входил никто, заразятся, и не пускают никого. Я у вас окурила все травками, Марта передала, так что зараза не пристанет, — она гордо выпятила внушительную грудь.