В Австрийских Нидерландах Иосиф развернул те же церковные реформы, что и везде: насаждал веротерпимость и гражданский брак, закрыл 160 монастырей, запретил большинство религиозных праздников и сосредоточил все духовное образование в единственной на всю страну семинарии. Заведовать ею Иосиф поставил бескомпромиссного янсениста Фердинанда Штёгера, чьи изыскания в области ранней церковной истории привели его к отрицанию большей части католического богословия. Студенты отказались записываться в семинарию, устроили демонстрацию и повесили чучело Штёгера. По приказу графа Бельджойозо демонстрантов разогнали войска. Иосиф, ничуть не смутившись, гнул свою линию и в 1787 г. упразднил в Нидерландах исторические провинции, заменив их на девять округов под управлением назначаемых им интендантов, и закрыл за ненадобностью многие местные суды.

Реформы Иосифа били почти по всем общественным институтам и классам. Слухи о повышении налогов и призыве в армию довершили дело. 30 мая 1787 г. толпа заполнила центр Брюсселя, пошли известия об убийствах и грабежах. Появившись глубокой ночью на балконе над главной городской площадью, Альбрехт и Мими успокоили народ, обещав отменить все реформы Иосифа. Мятежники разошлись, в церквях зазвонили колокола, и наутро карету наместников встречали на улицах приветственными криками. Камергер брюссельского двора полагал, что хладнокровие Мими спасло положение, но сама Мария Кристина предчувствовала недоброе, и не напрасно. «Сохрани Бог, — писала она в дневнике, — чтобы эта проявляемая к нам любовь не обернулась нашей погибелью»[364].

Министры Иосифа II одобрили поступок наместников, но сам император резко осудил его как возмутительную капитуляцию. Он пошел на некоторые уступки, в частности отозвал Бельджойозо, но затем восстановил почти все реформы и начал стягивать в Австрийские Нидерланды войска. Генералу, находившемуся на месте событий, Иосиф писал: «Не бойтесь учить их страхом, от угроз всегда переходите к действию и ни в коем случае не стреляйте поверх голов или холостыми». Но войска, которые Иосиф намеревался ввести в Нидерланды, пришлось перебрасывать на другой конец Европы на войну с турками, что оставило страну без всякой защиты[365].

Революция, до сих пор консервативная, направленная на восстановление религиозного и политического статус-кво, радикализировалась. «Демократические» политики, все более вдохновляясь событиями по ту сторону французской границы, выдвинули такую программу социальных реформ, которую Иосиф не мог бы и вообразить. В 1789 г. консервативная и радикальная революции слились воедино, и ополченцы обоих лагерей смели австрийскую армию. В начале следующего года делегаты провинций провозгласили Соединенные штаты Бельгии, и это было первое в истории официальное употребление слова «Бельгия». Альбрехт и Мими в этот момент уже находились в изгнании, а Иосиф лежал на смертном одре.

Свое последнее письмо Иосиф адресовал Мими. Оно было коротким, но теплым — он обнимал ее на расстоянии и прощался навсегда. По правде говоря, Иосиф так и не простил Мими того, что она отняла у него привязанность матери, а затем и первой жены Изабеллы, которую он любил всем сердцем. Однако, случись ему узнать про тайные литературные занятия покойной Изабеллы, Иосиф был бы шокирован. Среди рассуждений о смерти, философии и коммерции там есть короткое эссе, озаглавленное «Трактат о мужчинах». В этой диатрибе она клеймит мужской пол как «бесполезных животных», которые тщеславны, своекорыстны, себялюбивы и не обладают разумом, присущим только женскому полу. Мужчины ценны лишь тем, что своими пороками подчеркивают женскую добродетель, и Изабелла верила, что угнетенное положение женщин однажды сменится их господством. В другом сочинении она жалуется на судьбу принцессы: безрадостность существования, вечная зависимость, оковы придворного этикета[366].

Жалобы Изабеллы можно понять. Она воспитывалась при чопорном пармском дворе, где женщинам предписывалось вести себя как легкомысленным, но, по определению певца-кастрата Фаринелли, «совершенно безмятежным нимфам». Нимфы они или нет, их фигуры искажали закрепленные на бедрах огромные фижмы, призванные демонстрировать плодовитость владелицы и обилие дорогих тканей в ее семье. В Вене и собственно при габсбургском дворе мода была той же, но отношения — несколько иными. Эрцгерцогини, жены и вдовы то и дело вырывались там за пределы женской сферы, ограниченной воспитанием детей и церковью, в традиционно мужскую область общественной жизни. Со своих портретов эти женщины смотрят на зрителя сверху вниз — сидя в уверенных позах за письменными столами, на которых громоздятся короны, глобусы, а иногда и документы[367].

Однако в Вене того времени такое нарушение границ ни в коей мере не считалось посягательством на установленный порядок вещей или подрывом основанной на гендере властной иерархии. Младшая дочь Марии Терезии Мария Антуанетта (Мария Антония) вывезла во Францию убежденность, что женщины могут играть заметную роль в жизни общества. Она позволяла себе не замечать гендерных границ, что давало французским недоброжелателям повод обвинять ее в попирании любых ограничений и соответственно позволяло приписывать ей любые преступления: лесбийскую любовь, инцест, пагубное влияние на политиков через будуар. Даже ее тело, как говорили, не подчинялось правилам: за пышными юбками будто бы скрывались гротескные уродства. О женщинах из дома Габсбургов подобные истории морального и физического разложения никто до сих пор не сочинял, да и власть, которой иные из них обладали, вплоть до императорской, не считалась противоестественным извращением. Для габсбургских женщин источником власти и ее законности была династия, величие которой перевешивало биологические различия[368].

21

ЦЕНЗОРЫ, ЯКОБИНЦЫ И «ВОЛШЕБНАЯ ФЛЕЙТА»

Изначально цензура была прерогативой католической церкви, и осуществляли ее епископы, обычно прибегавшие к помощи комиссий, составленных из иезуитов. В Вене функцию цензора исполнял университет, то есть цензуру осуществляли те же иезуиты, работавшие там. Задолго до упразднения ордена папой Клементом XIV в 1770-х гг. Мария Терезия ограничила влияние иезуитов, решительно выступив против их пышных процессий и монополии в различных сферах общественной жизни. В 1752 г. она сместила иезуитов с профессорских и цензорских постов в университете, доверив проверку публикаций комиссии из 10 человек, возглавленной Герардом ван Свитеном. Список запрещенных книг, составляемый комиссией, распространялся и имел силу во всех габсбургских владениях.

Влияние ван Свитена на императрицу было огромно. Как ее личный врач, он имел весьма близкий доступ к ее физическому телу и использовал свое положение доверенного лица, чтобы подчинять себе членов цензурной комиссии. Таким образом в конце концов увидели свет трактат Монтескье «О духе законов», сочинения Монтеня, Лессинга и Дидро. В основном ван Свитен подвергал цензуре сочинения «сверхъестественного», религиозного содержания, французскую порнографию и лишь самые яростные выпады против государственного строя и католической церкви. И все равно экземпляры запрещенных книг сохранялись и по особому запросу предоставлялись ученым для работы — лишь считаные сочинения запрещались безоговорочно[369].

Иосиф II