Он улыбнулся, развел руками:

– А еще потому, что Скарлянды пока не оправились от нашествия войск Карла. В отличие от нас там почти везде равнина. Народ мог прятаться только по лесам, а это не так надежно, как нашим отсидеться в горных крепостях. Сейчас там идет восстановление, потому Родерик и хотел туда двинуть армию, пока Скарлянды еще в руинах…

– Скарлянды в самом деле крупнее Варт Генца? – спросил я. – А то я однажды ехал через эти самые Скарлянды, но ничего особенного не заметил.

– Проехать можно и по краешку, – ответил он.

– Согласен, – сказал я. – Тогда тем более нужно проехаться, оценить, что там и как. Нам нужен хороший сосед. А если там идет период восстановления, то кто знает, что там восстановится? Вдруг какой Чингис или Аттила?.. Нет, лучше посмотрю сам…

Он сказал деловито:

– Сколько человек в отряд сопровождения?

Я покачал головой:

– У меня очень быстрый конь, я смогу уйти от любой погони. А люди, что поедут со мной, погибнут.

– Все-таки как-то нехорошо, – пробормотал он, – отпускать вас одного… Граф Меганвэйл меня просто сожрет, если отпущу вас! С другой стороны, вы уже доказали, что умеете решать точнее нас. Одна только просьба, не задерживайтесь там! Вы здесь нужны каждый день, если честно.

– Вы мне льстите, – сказал я скромно, – но, конечно, я как только, так сразу. Чего мне там делать, если родной дом у меня – Варт Генц?

Зайчик несется бодро по каменистой тропке, справа и слева проскакивают березки, потом пошли деревья посерьезнее, солнце растолкало тучи и нагревает мне затылок и плечи, воздух упругой волной пытается столкнуть меня с коня или хотя бы отодвинуть на круп, но я наклонялся, и его кулак безостановочно проносился, свистя и задевая мои волосы, над головой.

Бобик успевал пошарить и по кустам, мы идем быстро, но не настолько, чтобы я перестал замечать, где мы, трижды проскочили через речушки, несколько раз мимо проблескивали озера, один раз довольно крупное раскинулось прямо перед нами, Зайчик не стал сворачивать, только наддал, как и Бобик, и мы понеслись, как огромный взлетающий лебедь, что вот так же поднимает при взлете два сверкающих крыла из водяных брызг.

Почти на исходе дня я наконец увидел несколько в стороне множество домов, все из дерева, но добротные, крыши из досок, а то и соломенные, стоят один к другому тесно.

Несколько бригад мужиков заканчивают вкапывать высокие заостренные кверху бревна, огораживая поселение с его садами и огородами, вот так село превращается в город.

Я перешел на рысь, а к воротам подъехал вообще шагом, улыбаясь во весь рот, пусть выгляжу как дурак, но человек с улыбкой нравится всем, к нему относятся менее настороженно.

Бобик, взглянув на меня, вздохнул и пошел рядом с арбогастром, смирный такой пони с клыками, но и те постарался спрятать.

– Прекрасный день, – крикнул я издали, – не так ли?.. Бог в помощь, кстати, хорошим делом заняты.

Мне ответили вразнобой, а один, постарше, обернулся и вперил в меня взгляд умных глубоко посаженных глаз.

– Спасибо, – ответил и он. – Как мне кажется, вы не скарляндец.

– Точно, – ответил я весело, – у меня уши не так растут.

Он покачал головой:

– Да нет, уши у вас как уши… А вот про черного коня и собачку при нем мы тут недавно услышали.

Я улыбнулся еще шире.

– Ну, наконец-то!

Он спросил:

– Это в самом деле вы, ваша светлость? Тот самый Ричард Завоеватель, что сейчас прибыл в Варт Генц?

– Это для вас сейчас, – уточнил я, – а для меня уже вечность. Сижу как дурак, чего-то жду. Вот к вам прибежал, чтобы посмотреть, кто рядом. Святой апостол Павел говорил, что самое главное в жизни – хорошие соседи. Это даже больше, чем родня, которую может занести на край света, она может умереть, ее могут убить, а соседи… ха-ха!.. бессмертны.

Он продолжал смотреть на меня с непонятной тревогой.

– Меня зовут Квентин Ханкбек, – назвался он. – Я вождь племени ингельмов. Мы самые крупные и сильные, как считаем, но вообще-то таких в Скарляндах восемь племен. Остальные пара сот – мелочь. Хоть и опасная.

Я соскочил с коня, подошел ближе, мы взглянули глаза в глаза. Мне он понравился, спокойный и добротный, как и то, что строит. Лицо много повидавшего человека, лет под пятьдесят, хороший возраст, когда уже появляется мудрость и понимание, что и почему происходит, и в то же время еще есть силы, чтобы не смиряться с какими-то реалиями, а менять и перестраивать.

– Ричард, – сказал я. – Почему-то Завоеватель, хотя за всю жизнь я завоевал только одно королевство… да и то, можно сказать, поневоле.

Он усмехнулся:

– Только одно?.. Звучит двусмысленно. А почему поневоле?

– Оттуда исходила угроза, – пояснил я. – Через перевал пробирались люди и пытались устраивать у нас перевороты, чтобы установить свою власть. Мы просто… устранили ту угрозу. Только и всего.

– Устранили, – уточнил он, – захватив само королевство?

Я ответил с той же доброжелательно-ироничной улыбкой:

– А что еще осталось? Я веду только оборонительные войны. Даже на чужой территории. Я вообще считаю войну полной бессмыслицей. Я предпочитаю торговать с богатым соседом, богатея и самому, чем разорять войной обе страны.

Он посмотрел на меня очень пытливо.

– У вас были очень хорошие… наставники.

– А теперь скажите, – заметил я скромно, – что у них был просто замечательный ученик. А то, знаете ли… учитель бьется как рыба о дерево, а ученик мечтает, как он вечером нажрется вина и завалит учительскую дочку на сеновале…

Голос мой звучал шутливо, но этот Квентин Ханкбек понял, кивнул, взгляд оставался внимательным, но теперь в нем, кроме прежней настороженности, проступило и нечто вроде уважения.

– Вы прибежали, – сказал он, – по вашим словам, посмотреть… И как вам?

– Еще ничего не увидел, – ответил я честно. – Вы первые, на кого наткнулся.

– Тогда нам повезло, – он улыбнулся.

Я вскинул брови:

– В чем?

– Сможем первыми похвалить себя, – ответил он, – рассказать, какие все остальные – сволочи. Всегда в выигрыше тот, кто первым доносит свое видение, не так ли?

Я засмеялся.

– Дорогой Квентин, вы мне нравитесь.

– А вы меня пугаете, – ответил он.

– Чем?

Он ответил прямо:

– Я не верю, что вы прибыли… просто прогуляться.

Я развел руками:

– Хотите, скажу правду?

– Хочу, – ответил он. – А вы ее скажете?