– То есть вы хотите сказать, что мы должны продержаться целые сутки? – угасающим голосом поинтересовался Зубов.

– Что значит: «почти целые сутки»?! – вдруг возмутился полковник флота. – Мы что, на румынскую землю высаживаем вас, что ли?! Вы же на своей земле, старший лейтенант. Это пусть румыны прикидывают, сколько еще они способны продержаться в этих краях. Сколько они еще будут чувствовать себя в сладостной роли оккупантов. Вы же должны истреблять их как завоевателей, как вешателей; подобно тому, как предки наши истребляли орду. Как бешеных собак – вот как вы должны истреблять всех, с огнем и мечом пришедших сюда.

– Да это понятно, – едва заметно поморщился командир роты, понимая, что в самом деле слегка перегнул на жалости к самому себе. В то время как Гродов посмотрел на полковника флота с нескрываемым любопытством, словно встречался с ним впервые. В Райчеве явно умирал политрук, комиссар…

– Ты, Зубов, пойми, что в поселке этом, в Прилиманском, – еще более страстно, обретая второе комиссарское дыхание, проговорил полковник флота, – вас будут встречать как освободителей, как героев. А ты слюни тут распустил: «когда же нас снимут?», «целые сутки!..» Ты о чем это, десантник?! Ты должен готовить бойцов так, чтобы они отказывались возвращаться на десантные суда, помня, что за спиной у них все еще остаются сотни и сотни врагов, что там – села и города, население которых ждет их как освободителей.

– Именно так он и будет их готовить, – заверил Гродов полковника флота, уже прощаясь с ним. – Сколько дней у нас в запасе? На какое время я могу рассчитывать?

– Максимум трое суток. Не думаю, чтобы командующий флотом позволил откладывать операцию на более позднее время. Кстати, в последнюю ночь позволь бойцам отдохнуть.

– Понятно, что позволю.

– Нет, Гродов, ты все-таки постарайся не выматывать людей, а то я твои методы подготовки знаю, наслышан.

– Преувеличивают, наверное, – пожал плечами майор. – Отец родной так о бойцах своих не заботится. – А немного помолчав, уточнил: – Но позволю этот отдых лишь после того, как пойму, что с ними действительно можно высаживаться хоть на окраине Бухареста.

– Это-то меня и настораживает, – дружески похлопал Гродова по плечу Райчев. Ему нравился этот солдат. Даже не как офицер, а именно – как солдат, рядом с которым можно уверенно чувствовать себя, хоть в окопе, хоть в разведке. – Кстати, усиль охрану своей базы, а главное, бдительность. Уже были случаи, когда контрразведка отлавливала засланных абвером на полуостров агентов – из русских белоэмигрантов и даже из пленных татар-красноармейцев.

– С беляками все ясно, а вот у пленных татар какая может появиться разведподготовка?

– Зато знание языка и обычаев; родственники и единоверцы. Тут у германской разведки свой резон. А посему при малейшем подозрении – задерживать, выяснять и передавать «куда следует».

* * *

Воспользовавшись старым грузовичком, Гродов в тот же день перебросил роту Зубова и парашютно-диверсионную группу Кузнецова в расположение полка.

Превратив один из «зубовских» взводов в разведывательный, майор объединил его с парашютистами и штурмовой ротой лейтенанта Дроздова, а затем все это отборное воинство поручил Владыке, Жодину и Малюте, разрешив привлекать к обучению других, наиболее подготовленных бойцов. Разбившись на два подразделения, эти штурмовики с рассвета и до заката обучались искусству снимать часовых и метать ножи; осваивали приемы рукопашного боя и трофейное оружие, особенно немецкие автоматы и ручные пулеметы различных армий и систем; пытались поражать гранатами блиндажи, доты и штабные помещения. В следующую ночь все бойцы полка совершили вечерний марш-бросок к бывшей базе роты Зубова и учились ночью продвигаться по селу, превращая в опорные пункты руины строений, сараи и заброшенные дома.

Как оказалось, полковник флота не ошибся: через трое суток, ночью, все воинство Гродова было поднято по тревоге, рассажено на два эсминца и несколько сторожевиков и доставлено в Казачью бухту Севастополя. Часть пехотинцев тут же высадилась на берег, а часть оставалась на судах, чтобы утром, прямо с палуб, перейти на борт того или иного десантного корабля.

Свой военный совет командующий эскадрой контр-адмирал Владимирский решил провести не на борту флагмана «Красный Кавказ», а в кают-компании эсминца «Фрунзе», который стоял в эти минуты у причала. Ожидая прибытия на судно командира отряда сторожевых кораблей Горшкова, заместителя начальника штаба Одесского оборонного района Райчева, а также Гродова и командиров больших десантных судов, адмирал прохаживался по палубе эсминца, интригуя его командира самим своим появлением на корабле. Капитан третьего ранга Волков так и не смог понять, почему командующий избрал для совета именно его эсминец и не собирается ли он во время похода превратить «Фрунзе» в штабной корабль, а то и во флагман? Что, конечно же, льстило бы ему.

– Товарищ контр-адмирал, шифрограмма, – доложил дежурный офицер.

– Излагай, – мягко, с едва заметной вальяжностью обронил Владимирский, продолжая всматриваться в полосу свинцового штиля, которая едва заметно, словно бы изнутри, подсвечивалась лучом предрассветной серости.

– «Продтранспорт Р-48» продолжает идти своим курсом. Самолетов, судов и минных полей не обнаружено. Подполковник Синельников.

– Значит, есть надежда, что до одесского мола он все же дойдет.

– Есть, конечно, – браво козырнул совсем еще юный лейтенант, – обязательно дойдет.

Однако, наткнувшись на отрешенный взгляд адмирала, понял, что в данном случае тот общается со своей удачей и в утешениях его не нуждается.

О таком транспорте «кэп-три», как называли его на судне, Волков тоже слышал впервые, но понимал, что знать ему положено только то, что… положено. Ему и в голову не приходило, что на самом деле «Продтранспорт Р-48» являлся особо секретным конвоем, на котором, точнее, на борту транспорта «Валерий Чкалов», шедшего в сопровождении эсминца «Сообразительный», тральщика и трех сторожевиков, в Одессу переправлялся 48-й отдельный дивизион реактивной артиллерии, попросту – «катюш»[37].

Зная о нем, Владимирский рассчитывал, что поражающее и психологическое воздействие этих странных орудий, принцип действия которых был пока что не совсем ясен ему, расчистит путь морским десантникам и поможет стрелковым частям. «Катюши» были тем козырем в рукаве, который он должен был великодушно извлечь в ходе операции «Севастопольский конвой» из своего адмиральского рукава. Как последний аргумент.

Ясно, что появление на его судне контр-адмирала Волков мог истолковать разве что хитрым тактическим ходом командования. Понятно, что вражеские пилоты будут уверены: командующий эскадрой или отрядом кораблей, несомненно, находится на борту одного из крейсеров, и вряд ли станут устраивать усиленную охоту на некий, в охранении движущийся эсминец.

Первым на судно поднялся майор Гродов. Контр-адмирал встретил его с подчеркнутой вежливостью, как, независимо от чина и должности, встречают истинного специалиста своего дела. Владимирский был наслышан о командире десантного полка, он восхищался его действиями еще во времена легендарного Румынского десанта и обороны береговой батареи и теперь прекрасно понимал: общий успех предстоящей операции зависит, прежде всего, от опыта и храбрости этого парня.