— Проваливай туда, откуда явилась, — говорю я. — Живо!

Затем опускаюсь на корточки, чтобы поднять кристалл, и Лира отступает. Я вижу, как ее тень неуверенно движется в тусклом свете. Комната вязнет в застывшем времени, как в трясине.

— Хотела бы, чтоб на этом все и закончилось, — шепчет Лира.

Это скорее предупреждение, чем угроза, если между ними вообще есть разница. Предсказание неизбежной битвы. Я не отвечаю. Лишь жду, когда ее шаги стихнут за пределами пещеры, и только убедившись, что Лира ушла, встаю.

— Нельзя оставлять ее в живых, — ворчит Юкико.

— Она еще успеет умереть. — Я сжимаю кристалл в руке. — Бок о бок с матерью.

Принцесса не верит.

— Я ведь тебя предупреждала. Любовь не для королей. Ты убедишься в этом, когда мы поженимся.

— Может, хватит уже трещать о свадьбе? Ее не будет.

Взгляд Юкико так же мрачен, как мой, только еще острее.

— Принц, который отказывается от своего слова? Как оригинально.

— Я же сказал, что дам тебе альтернативу. — В голосе моем сквозит раздражение. — Не знаю, хочу ли быть королем Мидаса, но точно не хочу, чтобы ты стала его королевой.

— И что же такое привлекательное ты можешь мне предложить?

Я стискиваю зубы. Юкико всегда жаждет эмоциональной реакции, а Лира забрала мои последние силы.

— Полагаю, тебе известно о недуге королевы Галины.

— Брат просветил меня, когда занял трон.

— Кардия прославляется за счет торговых отношений с другими королевствами. Их королева нынче популярна на севере. Галина ей не соперница, пока не сможет общаться с подданными без опаски их заразить. Эйдиллион страдает, потому что она решила не искать другого мужа, который помог бы ей править.

Юкико старательно изображает равнодушие:

— А мне до этого какое дело?

— Такое, что она отказалась искать мужа, но ни слова не говорила про жену.

— Ты хочешь, чтоб я вышла за королеву Эйдиллиона? — недоверчиво хохочет она.

— Стала королевой, — поправляю я.

— И с чего бы Галине на такое соглашаться?

— Ее сила не влияет на женщин. Ты сможешь поддерживать связь с другими королевствами, от ее имени встречаясь с вельможами и дипломатами. Ты предстанешь перед народом и завоюешь их преданность. Будешь делать все, что недоступно Галине.

— А наследники?

— Она не хочет никому передавать свой проклятый дар.

— Ты все продумал, — едва ли не мурчит Юкико. — И даже с королевой обсудил?

— Галина согласилась, что это будет взаимовыгодная сделка, особенно если свяжет ее с Эфевресией и Пагосом. И, конечно, оставит Мидас в долгу.

— А если я откажусь?

Я сжимаю челюсть.

— Либо ты вступаешь брак с могущественной королевой и правишь с ней на равных, либо отправляешься в Мидас с будущим королем, который будет сомневаться в каждом твоем шаге. — Я опускаю кристалл в карман, где уже лежит компас. — Кто знает, выживу ли я сегодня. Ты действительно хочешь быть привязана к принцу, приговоренному к смерти?

Юкико разглядывает меня, и я понимаю, что совершенно неважно, насколько заманчиво предложение. Сейчас ее заботит лишь победа, и плевать, что она получит сильное королевство, если для этого надо так легко уступить. Для Юкико потерять лицо страшнее, чем лишиться выгоды.

— У меня есть условие, — говорит она.

— Ну разумеется.

— Когда придет время, я хочу, чтобы Погибель Принцев пала от твоего клинка.

Ладонь в кармане сжимается, до хруста стискивая компас. Что хозяйка «Золотого гуся», безнравственная, как и ее клиенты, что принцесса, выдвигающая требования, когда на кону судьба человечества.

Я моргаю, прогоняя образ Лиры, ее дрожащую тень, выражение глаз, когда она поняла, что все тайны раскрыты. Как она вытолкнула меня из-под выстрела Райкрофта и попросила поцеловать ее на краю горы. Лучше сосредоточиться на мысли, что ложь — ее величайший талант.

— Уверяю тебя, — говорю я Юкико, стараясь сохранить равнодушное лицо, — при следующей встрече рука моя не дрогнет.

Компас в ладони вздрагивает, и я чувствую, как медленно сдвигается стрелка.

Я бегу быстрее, чем считала возможным. По лабиринтам ледяного дворца, мимо пещер, где до сих пор спит команда Элиана. Бегу до тех пор, пока не начинает казаться, что уже и не бегу вовсе, а парю. Лечу. Плыву по коридорам, как когда-то плыла сквозь океан. Плыву, пока не чувствую запах воды и не вижу свет, озаривший конец тоннеля.

Элиан сохранил мне жизнь, но что останется от этого крошечного акта милосердия в предстоящей битве? Он поступил так, потому что я все равно никуда не денусь? Потому что хотел, чтобы я увидела, как умирает мать? Нельзя даже предполагать, будто за его решением стоит нечто большее, но я не в силах устоять. И все думаю, думаю, вдруг правда о моей сути не разрушила наведенный между нами мост.

Бросая оружие, Элиан казался таким истощенным, что я не могу подобрать для этого слов ни на одном языке. Мысль о том, что он не желает моей смерти, абсурдна, но я цепляюсь за нее отчаяннее, чем за что-либо еще в своей порочной жизни. В конце концов, он же меня поцеловал. Нежно коснулся щеки и так прижался губами к губам, что меня охватило пламя, способное растопить хоть всю эту гору.

Забыть такое не проще, чем вовсе отменить.

Вырвавшись из ледяного дворца, я хватаю весла одной из шлюпок. Затем перебираюсь на другую сторону рва и, затаив дыхание, сжимаю в ладони ракушку. Толстые бороздки впиваются в кожу, пока я взвешиваю принятое решение. Элиан уверен, что теперь с помощью ока может убить и мою мать, и каждую сирену в океане. Он рискует жизнью, полагая, будто обладает мощным оружием, когда на самом деле оно бесполезно в его руках.

Впитав мою кровь, око не признает другого.

Морская королева много чего мне рассказала о кристалле Кето, но одно я запомнила отчетливее всего: освободивший око и станет его хозяином. Я не соврала Элиану, сказав, что для ритуала нужна кровь, просто это не должна была быть кровь сирены. Если б он порезал себе руку, то заполучил бы кристалл. А вместе с ним и силы, подобные тем, что моей матери дарует трезубец. Именно так изначальные семьи завещали людям уничтожить Морскую королеву: в битве магии.

Я бросаю ракушку в воду. Как в Эйдиллионе, только на сей раз представляю образ матери. Мысленно взываю к ней, громко, чтобы зов насквозь прошил гору и разлетелся по морям. Сначала я сомневаюсь, что получится, но тут вода закипает, и лед вокруг меня тает, наполняя ров.

Пар обжигает, словно невидимый огонь, вода вздымается волнами и брызгами. По рву расползается чернота, будто тени, пожирающие свет. Я слышу знакомый гул, а затем безошибочно узнаваемый смех.