Где-то далеко-далеко послышались слабые пулеметные очереди. На земле? В воздухе? Скорее последнее. Немцы добивают наши бомбардировщики. Так погано стало на душе, что я взвыл, как от резкой боли, встал, и ничего не видя, ничего не замечая вокруг, носорогом попер на запад. Там Андрей, там наши летчики, надо выручать их.

В себя я пришел быстро, как только услышал каркнувший что-то по-немецки голос, и сухой пистолетный выстрел. Надо же! Искал своих, а первым нашел немца. Или это он меня нашел? «ТТ» будто сам прыгнул мне в руку. Слева раздался легкий треск веток, я упал на колено и ударил прямо сквозь листву сдвоенным выстрелом на уровне пряжки ремня. В тени, из-за дерева, мелькнула вспышка выстрела. Дуэль я устраивать не собирался, этот немец был мне совершенно не нужен. Я метнулся ему во фланг, на секунду увидел темное пятно его комбинезона, и выстрелил в центр корпуса. Когда я подошел к немцу, он еще хрипел. Смотрел на меня ненавидящими глазами, скреб пальцами левой руки землю и все еще пытался поднять отказавшую ему правую руку с пистолетом. Я выбил ногой пистолет, поднял ствол «ТТ», увидел смертную тоску в его глазах, рука сама собой опустилась, я сплюнул и пошел дальше…

Через десять минут я нашел Андрея, спокойно качающегося в люльке подвесной системы парашюта. Его, видать, сильно приложило об ствол дерева, и мой ведомый висел себе, уронив голову на грудь, как неразумное спящее дитя в колыбели…

Потом мы ходили по лесу, кричали, искали летчиков с ТБ-3. Но никого не нашли. А потом мы пошли перекатами на восток. Туда, куда улетели наши бомбардировщики. Услышав вдали голоса и треск пожара, мы пошли туда. Выйдя на поле, в густой и высокой пшенице мы увидели растерянных, потрясенных гибелью самолетов и летчиков милиционеров, кричавших: «Ау-у! Товарищи летчики, где вы?» Прямо на нас шел командир в еще новенькой, но помятой форме, с наганом в руке. Еще один Дерсу Узала на нашу голову… Лишь бы не стрельнул, охотник на бобров.

И тут я его узнал. По смуглому лицу, по несколько висящему носу с крошечными усиками под ним. Опять Симонов… Ну, да. Я же помню – он был тут, в Белоруссии. С самого начала войны. И гибель наших бомбардировщиков он видел, плакал, глотал слезы, а потом описал в своей книге. И в фильме эта сцена была. Трагическая и страшная…

В другой раз я бы и обрадовался нашей встрече. Но не сегодня. Я настолько был взвинчен этим неудачным боем, подавлен тем, что Андрея и меня сбили, а потом, наверное, сбили и наших бомберов, что только рявкнул: «Убери к…ной матери свой наган! Кого ты тут стрелять собрался, батальонный комиссар?»

Симонов смутился и стал неловко засовывать наган в кобуру.

– Там немцы прыгали… – как бы между делом ответил он.

– Нашли мы их… Уже отпрыгали свое, бедняги…

Симонов покосился на пистолет в моей руке, но ничего не сказал. Я тоже посмотрел на свой «ТТ». Я и забыл про него…

– Пришлось с немцем стреляться в кустах… – бегло пояснил я. – Пока я искал парашют своего ведомого. Счет 1:0. Победила команда «Крылья Советов».

Я убрал пистолет.

– Слышь, батальонный комиссар, у тебя машина есть? Подбросишь до аэродрома?

– Мы в Могилев…

– Не торопись… В Могилев ты по-всякому еще успеешь. Сначала подбросишь нас, понял? Дело у нас одно есть. Отлагательства не терпит. Должок немцам надо вернуть. Ясно?

Батальонный комиссар нехотя кивнул…

Однако воспользоваться перегруженным Костиным грузовичком нам с Андреем было не суждено. Километрах в двух на восток нас остановили красноармейцы. Сумрачно-злой танкист с капитанскими шпалами сорванным голосом заорал что-то приказное и грубое. Я заинтересованно поднялся над кабиной. Капитан на повышенных нотах разговаривал с Симоновым. Костя оправился от пережитой им тяжелой сцены гибели самолетов и летчиков, пришел в себя и отвечал ему сдержанно и весомо, показывая рукой на машину, в которой лежали четверо раненых сталинских соколов. Но не это было интересно. Я удивленно присвистнул и толкнул Андрея локтем.

– А ведь эти ребята по нашу душу, старший лейтенант… Узнаешь?

У Андрюхи упала челюсть. Мы выпрыгнули из кузова, машинально разогнали складки под ремнями и встали плечом к плечу. К нам подходили трое. Два командира в форме НКВД и сержант-автоматчик. Морды у них были каменные, настороженные. Опасались, что мы сразу стрельбу начнем, что ли? Не будем мы стрелять, и место не то, и повода вроде бы нет… А вот поговорить с ними надо. Особенно – с этим вот хлопцем. Э-э-хх, не успел я! Не дожал я его, не проверил, как хотел. Ведь как чувствовал… Но – опоздал. А он, видать, успел, сволочь… Наш пострел везде поспел.

– Судя по трем шпалам в петлицах и нарукавному знаку с мечом, вы сразу скакнули аж до капитана госбезопасности, товарищ помначкар? Какими судьбами здесь? Кого ищете?

Милягу-хохла, славного труженика КПП, старшего сержанта Шевелитько было и не узнать. Нахмуренное чело говорило о тяжелых, видать государственного масштаба, думах. В строгих глазах ни тени улыбки. Да и его милый хохляцкий говор куда-то исчез напрочь.

– Вас. Вас и ищу, Тур… И вот этого, вашего… напарника, – Шевелитько с какой-то непонятной мне радостью блеснул глазом на Андрея.

Андрей, стоящий за моей спиной, начал медленно расстегивать кобуру моего пистолета, висевшего у меня на заднице. Я успел перехватить его руку и сильно ее сжал. Погоди, еще не время… Сержант-автоматчик заметил эту возню, мигом сместился влево, и поднял ствол ППД.

– Тихо, тихо, товарищи… Не здесь… Вы поедете с нами, Тур? Добровольно и спокойно? Нам нужно серьезно поговорить. Вдумчиво и о многом. Так как? Сразу хочу сказать – вам ничего не угрожает. Мы не враги…

– Вот и я думаю, что не враги… Но и не друзья, а? Так кто же вы, помначкар Шевелитько?

– А вот давайте поедем и все выясним. Согласны?

Я тяжело вздохнул.

– Дела у нас, товарищ капитан госбезопасности, дела… Хотя, и эту встречу нельзя считать безделицей. Ладно, уговорили! Сейчас поедем, только попрощаюсь кое с кем…

Капитан Шевелитько недовольно глянул на Симонова, милиционеров и летчиков, наблюдающих за нашим разговором, подумал и кивнул головой.

– Хорошо, только быстро. Вон «Эмка», прошу туда… Я вас жду. И без глупостей, Тур. Опасности для вас, – он выделил эти слова – «для вас», – опасности для вас нет. Абсолютно.

– Да я и не боюсь вас, ребята… Когда мы с Андреем вместе, я никого и ничего не боюсь. Вот так-то, бойцы невидимого фронта…

Сзади раздался облегченный выдох старшего лейтенанта Миколайчука. Громкий такой. Как будто с моего Буцефала сняли седло…

«Эмку» немилосердно качало на неровностях лесной дороги. Бедный драндулет выл мотором, жалобно скрипел всеми своими сочленениями и бренчал металлическими кишочками при перегазовке. Так, что ли, было у Ильфа и Петрова? Здорово сказано! Именно бренчал, и именно кишочками… Я сидел сзади, прислонившись пустой головой к прохладному стеклу, и бездумно следил за проносящейся мимо пыльной зеленью. Думать не хотелось, хотелось спать, как ни странно. День был тяжелый, накопилась усталость и горечь от того, что все наши планы пошли прахом.