опалу на нас учинит. Мы то понесем христьянства для, чтоб кровь не пролилась, голов своих не пощадим, положим то на Боге.

И Эллерт с товарищи учали говорить: “Государь наш король молод, да еще по грехом кручиною ярок добре, с клятвою заклялся, что ему дела было не делать, и ныне Бог вам положил добрую мысль, взяти то на свои головы, и мы то, ехав, государю своему скажем.

И декабря ж в 2-й день, в середу, приежжал, государь, к нам от короля охмистр, да Яков Броконгуз, да Яне Улштан, да Героним дохтор, да Захарья дохтор, и говорили: что королю они речи все сказывали,/Л. 368 об./ и король велел вопросить, где писати грамота докончалная, и мы, государь, говорили: “Пригоже грамота писати на королеве дворе, а едем у грамоты сидеть я, Иван, да Петр”. И Эллерт с товарищы говорили: государь наш молодой тешится, и только вам на дворе писати у него, и ему будет зазорно, и вы велите грамоту писати у себя на подворье, а мы оставим у грамоты справити дохторов Геронима да Захарью. И поехал Эллерт с товарищи х королю, а оставили у нас Геронима и Захарью. И Героним с Захарьею список справили, и Героним поехал к себе, а остался у грамоты /Л. 369/ писати Захарья, да королев подьячий Томас. И того дни и ночью грамоту подьячий Томас написал, а руское писмо грамоту писал подьячей Сенка Степанов.

И на завтрее, государь, декабря в 3-й день, приехал к нам Яков Броконгуз, да королев печатник Яков, да дохтор Захарья к грамоте печать привесити, и захотели свое писмо кла-сти наверх, и мы, государь, с ними о том спорных речей говорили много: “Государь наш по королеву челобитью принял короля в приятельство, ино и писму его грамоте пригоже быта наверху”, а они говорили: “Нам чести свое писмо, а не ваше, мы по вашему /Л. 369 об./ писму не умеем”, и споровався долго, ездили х королю докладывати, и король руские грамоты складывати вместо не велел. И мы, государь, говорили, что без руского писма грамот не печатают, тому быта нелзе, а они говорили: “Мы рускому писму не верим, будет нечто припишите, а мы того не знаем, ино быти руской грамоте нельзе”. Да споровались много добре и ездили опять х королю, и король приказал, будет руское писмо грамоту положат под испод, ино печать приложити, а не подложат, ино не печатати и отговорити, государь, того не могли.

И мы по твоему государеву наказу /Л. 370/ велели руское писмо подложити под испод, и королев печатник Яков к грамоте печать золотую привесил, и поехали х королю, а грамоту, государь, мы взяли к себе. И король, государь, нам велел ехати к себе на двор, а прислал Якова Броконгуза, да Янса, и приехав, сказали от короля, что король хочет на грамоте крест целовати. И мы, государь, говорили, чтоб они королю ведомо учинили, чтоб король грамоту, государя нашего слово, со государя нашего печатью велел приготовить у себя в избе, целовати ему крест на обеих грамотах. А не будет тут государя нашего грамоты, и нам королева целованья не смотрить, то целованье не в целованье.

/Л. 370 об./ И они обсылалися о том с королем, и король приказал, что грамота тут будет.

И мы, государь, приехали х королю на двор, и ссели с коней у королевы лесницы, и шли х королю в полату, а встречи нам не было. И как вошли в полату, и король встал, и мы, государь, челом ударили, и король шапку снял, да звал нас к руце, да вспросил о здоровье. И мы били челом королю на жалованье, что преж того после стола с нами пировал и подчивал. И король, государь, нам велел сести, да звал нас ести, да звал дворян к руце, и ести их звал же да велел, государь, итти из избы дворянам своим всем вон и твоим государевым дворяном. И как вышли /Л. 371/ все вон, и король нам велел ити к себе и молвил: “Хочу приятелю своему, царю и великому князю, на грамоте крест целовать. И мы, государь, говорили, чтоб грамоты обе велел прочести да на обеих бы грамотах крест целовал. И король, государь, говорил: “Грамоты чести не надобе, ведаю я их и так”. И мы, государь, говорили, не велишь, государь, грамот обеих чести, и мы идем вон, то ты не хочешь править, коли грамот не велишь чести, ведь тут рада твоя Ближняя, а сторонних людей нет, а будет кто неверен, и тот бы шел вон. И король велел грамоты чести. И как грамоты прочли, и королеве слово, грамоту, взяли дохторы, с одну сторону Героним, а з другую /Л. 371 об./ Захарья, и став на коленех, розогнули ее перед королем. А твое государево слово, грамоту, взял печатник королев, а на верх ее не положил. И мы, государь, у королева печатника из рук грамоту взяли, да положили ее наверх. И король учал говорити: “Мне так никак на грамотах креста не целовати, целовати мне крест на одной на своей грамоте, а похотите положить ее под испод, и я целую”. И мы, государь, говорили: “Король, господине, и присылал ты к государю нашему того просити, чтоб государь наш учинил тебя в приятельстве, и государь наш по твоему прошению учинил тебя в приятельстве, а ведомо/Л. 372/ тебе самому гораздо, что, опричь цесаря, государь наш братства не пишет никому, ино коли и с цесарем государю нашему дело совершитца, и тогды государя нашего грамоту кладут наверху”. И король отвечал: “У нас обычаи свои, мы делаем по своему, целуем на своей грамоте”. И споровалися с королем голомя. И король целовати не захотел. И мы, государь, говорили: “Коли государя нашего грамоты наверх не положишь и на обеих грамотах креста не целуешь, и ты целуй на одной своей грамоте, а мы то государю своему скажем, и то ведает Бог да государь наш, любо ли ему будет, или не любо”.

И король разогнул евангилье/Л. 372 об./, а в нем написано на стороне распятье, и молвил: “Целую крест приятелю своему и соседу царю и великому князю на сей грамоте, правити ми ему о всем, по тому как в сей грамоте написано, опричь Колок, Колки ми держать за собою, то наша вотчина старинная”. И мы, государь, говорили: “Король государь, вывет у целованья на грамотах не