живет, целуют государи на грамотех меж себя без вывету, как в грамотах написано, и то нам твое целованье не надобе. Мы идем вон и грамота тебе. Молви, государь так: целую крест приятелю своему царю и великому князю на том, по тому мне ему правити, как в сей грамоте/Л. 373/ писано”. И король то слово молвил без выве-та, как мы ему говорили, да и поцеловал крест, а с своею радою о том не посоветовав, говорил. И рада на него о том кручинилися, что поцеловал без вывета. А наперед того, который спорныя слова говорил о грамоте, что ей на верху не быти, и о том о всем советовал с радою. А большое памятовал ему и говорил от него дохтор Героним, и дал король грамоту нам.

И мы, государь, того дни у короля ели, а сидели за столом потому ж, как преж того ели, а дожидалися стола в полате у божницы, на королеве дворе. А за столом, /Л. 373 об./ государь, король сидел добре кручиноват, и после стола пировал немного, и на дворе своем велел метать ядра вогненныя, да от полаты и к полате, по ужищу, пускали змея вогненнаго, называют драгонтом, а наряжен з зельем и с пищальми, гром и огонь от себя пускает велик. А после стола тонцевал з жонками и з девками, да и раде своей и дворянам велел тонцовати, а с нами ся в том обговаривал, чтоб мы его в том не осудили. И отпустил, государь, нас на подворье. А провожал, государь, нас до подворья Яков Броконгуз, да Яне, а подчиванья, государь, за нами на подворье не присылал.

/Л. 374/ И декабря ж, государь, в 4 день, в пятницу, прислал король к нам и к детям боярским свое жалованье, против наших поминков, и сверх поминков мне, Онтону, чепь золоту, а на ней крест с алмазы, а весу в ней пол-шесты гривенки и три золотники, да кубок двойчат, а весу в нем тринатцать гривенок, а мне, Иванцу, чепь золоту, а на ней крест с алмазы, а весу в ней пол-шесты гривенки и шесть золотников, да кубок, а весу в нем десять гривенок и дватцать восмь золотников с полу-золотником, а мне, Петроку, чепь золоту, весу в ней четыре гривенки и пол-осма золотника, /Л. 374 об./ да мне ж, Петроку, назавтрее прислал кубок, а весу в нем пол-пять гривенки, и дворянам по купку. И яз, Иванец, говорил Якову Броконгузу и Янсу: “Государево жалованье королеве велико, да только моих поминков и в полы не стоит, мне ся видит, королю мои поминки не любы, и король бы свое жалованье велел взяти, а хулити ми его государского жалованья нелзе. А вы, Яков, ведаете сами, как вас государь наш жаловал за ваши поминки, сколько вам давал и за столом у себя жаловал вас шубами дорогими и ковши великими. И мы начаялись от короля и свыше того жалованья, как вас государь жаловал”. А яз, Онтон, /Л. 375/ говорил: “А мне король прислал нестойно ж моих поминков в полы”. И Яков и Яне говорили: “Мы то скажем королю, а король вас пожаловал своим жалованьем не в торговлю, что ся у него лучило, тем пожаловал”. И яз, Онтон, и Иванец говорили: “Мы х королю привезли поминки великие, делаючи ему честь великую, чтоб с сторон пригоже было видети, а не в торговлю, и говорили есте нам от короля, что нас жалует против наших поминков, а нам о том вам как не известити, коли нашего не стоит, а в королеве жалованье корысти не хотим”. И Яков и Яне поехали к королю, а говорили: “Мы то королю скажем”.

И на /Л. 375 об./ завтрее прислал король мне, Онтону, и Иванцу соболи назад, а взял из моих, Онтоновых, соболей два одинца да сорок меншой, а из моих, Иванцевых, поминков взял два соболи одинцы да два соболя с сорока с лутчего, да саадак бухарской мелкое шитье, а в нем сорок стрел кречатьих, да лук чеодайской кроплен золотом, да саблю булатну, оковану серебром, да нож булатен, черен яшмовой, ножны серебрены, да будин, наведен весь золотом, да кутаз боболев, окован серебром, да доулбаз чегадайской велик, наведен золотом весь. А говорили: “Вы вечивали о своих поминках, кабы торговати /Л. 376/ хотели, и государь наш торговати не хочет, что ему полюбило, то взял, а что ему не любо, то вам отослал, а королю то досадно, что есте его жалованье похулили”. И мы, государь, Онтон и Иванец, говорили: “Мы приехали государским делом великим и поминки есме привезли х королю великие на почесть, и сказали есте нам, что король прислал нам свое жалованье за поминки и сверх поминков, а нашего в полы, и мы вам известили, чтоб то королю было ведомо. И похочет король и ныне наши поминки взяти, и мы того не пытаем, только б ему было ведомо, а в королевом жалованье корысти/Л. 376 об./ не хотим, возьмите у нас назад, а что король из наших поминков полюбил взял, а то перед ним готово у него”. И Яков, государь, говорил: “Хоти королю всего своего господарства Дацкого остати, а назад того не возмет”. Да пошел вон.

И декабря, государь, в шестый день, в неделю, велел нам король быти у себя. И как есмя, государь, пришли х королю в полату, и король встал и звал нас к руце, и мы, быв у руки, отшед, били челом королю на его жалованье, что к нам присылал свое жалованье поминки. И король велел нам сести, и, посидев мало, призвал нас к себе, а молвил:

/Л. 377./ “Князь Онтон, и Иван, и Петр, присылал вас к нам приятель мой и сусед, царь и великий князь, о своем деле и о нашем, и мы те дела поделали, и вас отпускаем к приятелю своему ко царю и великому князю, а как будете у своего государя, и вы от нас приятелю нашему царю и великому князю челом ударьте, а ныне поетьте в манастырь в Лунду и живите до весны, а на весне вас отпустим к вашему государю”.

И мы, государь, били челом королю, чтоб король нам велел зимовати в Копнагаве, а в Лунде место пустое, про свою нужду что съести, купити, добыта негде. И король, государь, нам отказал, мы де себе о том помыслим, и вам ведомо учиним, /Л.