— Марь Васильевна, так это ж я… Антон. — Я осторожно шагнул к ней. — Не узнали?

— Антошка?.. — Грозная старушенция поправила очки, сдвигая из с кончика носа на глаза. — Тьфу ты, Господи… Вернулся, никак. А где был?

— Да так… Ездил…

— Ездил он… Да ты посмотри на себя — кожа да кости! — Марья Васильевна уперлась руками в бока. — Квартиру во что превратил?! Кошку бедную — и ту бросил. Она тут у меня в коридоре орала-орала — так я ее себе забрала, а то померла бы с голоду совсем…

Тигра!

Полосатая молния промелькнула у ног соседки и бросилась ко мне. С разбегу ткнулась мохнатой головой в ноги, а потом с требовательным мявом вцепилась в джинсы передними лапами.

— Узнала… — Я подхватил основательно округлившуюся на пансионе у Марьи Васильевны кошку на руки. — Ну чего?.. Тихо, не ори ты!

— Ни стыда, ни совести… Бедлам! Хоть бы девушку приводить постыдился! — Разбушевавшаяся соседка кивнула на Катю. — Вот погоди, приедет отец — все ему расскажу!

— Я сам расскажу, Марья Васильевна, — сказал я. — А за Тигру — спасибо. Я вам конфет попозже занесу, ладно?

Видимо, в моем голосе или осунувшемся облике мелькнуло что-то такое, от чего грозный страж всего подъезда тут же сжался, стих и попятился обратно в свою обитель. Уж не знаю, поняла ли она про конфеты, но слово «попозже» явно прозвучало достаточно убедительно.

Мы с Катей остались одни — не считая тарахтящей, как крохотный трактор, Тигры.

— И надо тебе… вот сюда? — Катя еще раз огляделась по сторонам. — Мог бы спокойно пожить у меня!

— Не мог быть, Кать. Сама ведь знаешь.

— Да знаю… — Катя махнула рукой. — Ты же упрямый. От всего отказался!

— Ну прям уж — от всего? — улыбнулся я.

— На работу позвали — не пошел. В стационаре еще полежать не захотел. — Катя начала загибать пальцы. — Ко мне жить не поехал — вернулся в свой… гадючник. Деньги раздал!

— Не совсем.

— А как? Врачам, родителям, Славке…

— Купил букет цветов. — Я плюхнулся на диван и довольно оскалился во все зубы. — Между прочим.

— Я помню! — Катя нахмурилась — но тут же не выдержала и тоже улыбнулась. — Спасибо… Очень красивый…

— Еще купил кроссовки — у меня старые совсем развалились. — Я поднял ноги и подвигал кончиками пальцев. — Две футболки, шорты и абонемент в спортзал.

— Да ну тебя! — Катя поморщилась и тряхнула головой. — Ну откуда у тебя эти железобетонные принципы? Почему, Антон?

Потому, что иногда сам выбор важнее его последствий.

Потому, что кое-что нельзя купить… но и продавать, пожалуй, тоже не стоит.

А еще потому, что Катя не видела, как блестит чешуя дракона на солнце заново рожденного мира — а я видел.

— Кать… — Я поймал взглядом мечущие молнии темные глаза. — По-другому — нельзя.

Она несколько мгновений молча смотрела на меня, набрала полную грудь воздуха… и отвернулась, опуская голову.

— Когда ты такой, я с тобой вообще не могу спорить. Повелитель мира, блин… Я теперь понимаю, почему ты выиграл!

— Ага. И я теперь тоже понимаю, как ни странно. — Я улыбнулся и склонил голову набок. — Поставишь чайник? Пожалуйста.

— Чего?..

— Чайник, — повторил я. — На кухне.

Катя явно хотела ответить что-нибудь язвительное и по-женски мудрое — но не стала. Вместо этого развернулась и вышла из комнаты. И через несколько мгновений я услышал сначала шум воды из-под крана, а потом звон посуды. Похоже, Катя решила слегка прибраться на кухне — раз уж не получилось навести порядок у меня в голове.

А я усадил Тигру на диван и вытащил из сумки ноутбук. Включил, пристроил себе на колени и примерно с полминуты слушал, как разогревается видавшее виды компьютерное железо.

Тебе суждены еще многие битвы, ярл. И не все из них ты сможешь выиграть. Ты будешь сражаться так далеко, что даже сам Всеотец не знает тому месту имени.

Так говорила мне слепая пророчица.

Но никогда не забывай, кто ты, Видящий. И каким великим даром наградили тебя боги.

Я не смог забрать с собой из игры умения смотреть в самую истинную суть людей и предметов. Разучился отводить глаза, ускорять свое тело до сверхчеловеческих пределов и крушить врагов мощью первородного пламени.

Но само пламя никуда не делось — так и осталось где-то глубоко внутри. И со мной был, есть и будет тот дар, с которым я пришел в мир «Гардарики» — и с которым ушел.

Умение складывать буквы в слова. Слова — в предложения. А предложения превращать в истории, которые, йотун их забери, могут быть интересными хоть кому-то, кроме меня самого.

Конечно, уже скоро мне нужно будет прерваться. Встать, напоить Катю чаем — если она сама не сможет отыскать пачку на верхней полке шкафа. Вытереть пыль, надраить ванную, помыть полы. Привести в порядок квартиру, голову и жизнь.

Но сейчас самое главное — начать.

Я восстановил последний сохраненный файл — и стер всю историю отважного конунга подчистую. Курсор замигал в начале пустой страницы, словно призывая меня поскорее взяться за работу… и я не стал ему противиться.

Буквы появлялись будто сами собой:

— Все. Ухожу.

Вика рывком вытащила ручку из дорожного чемодана на колесиках и покатила его в прихожую.

Конец.