Но князь на то и князь, что уже и не человек вроде бы. Нетправа на людскую обиду или «ндравится — не ндравится», должон делать то,что надо, а не то, что хочется. Вот и выслушивал обидные речи, что не укрепилстены, а слишком много держит застав богатырских в Степи, слишком далекоотодвигает кордоны, слишком много привечает чужеземных богатырей, а малобогатств достается своим, русам да славянам…

Кивает, соглашается, уважение выказывает, но молчит, чтозаставы, столь малогодные для большой войны, сорок лет сдерживают набеги мелкихотрядов, те раньше как саранча разоряли земли пахарей, а сейчас именно с заставзагодя донесли, что орда движется несметная, одиннадцать ханов, а захваченныепленные под пыткой рассказали и о ханах, и об освобождении заложника, и остранном хане Отроке…

В разгар пира в дверях появился Вьюн, молодой богатырь,умелый с мечом и топором, но особо искусный с боевым цепом. Его шатало, доспехибыли посечены, с разбитой брови стекала алая струйка.

— Княже! — воскликнул он срывающимсяголосом. — Чужеземный богатырь пересек кордоны наших земель!.. Да, знаешьли, к Киеву подошла орда печенежская! Сам видел!

— Видел, — буркнул Владимир.

Богатыря подхватили под руки, Владимир успел заметить, какКорневич, сейчас последний из старых богатырей, нахмурившись, быстро встализ-за стола. Пока молодого богатыря отпаивали матерым вином, Корневичвыскользнул за их спинами. Через минуту Владимир услышал тяжелый топот, откоторого зазвенела посуда: конь Корневича как гора, выше и тяжелее даже жеребцаИльи Муромца. Если накормить отборным зерном и напоить водой ключевой, могмчаться быстрее выпущенной стрелы и к обеду достичь хоть стен Царьграда.

Пир длился, когда за окном раздались крики, гомон,испуганные вскрики. Шум и топот надвигались снизу, вскоре на лестницепоказались дюжие гридни, вели под руки кого-то с опущенной головой.

Когда миновали порог, Владимир со страхом в сердце узналКорневича. Седые волосы падали на лицо, а когда он с усилием поднял голову,князь увидел стыд во взгляде старого богатыря.

— Прости, княже, — прохрипел он. — Прости… ноне сумел я… Видать, старею. Это оказался зверь, а не человек.

— Что с ним? — потребовал Владимир.

— Остановился напоить коня… затем… в Киев… А я кое-какв седло… поперек… верный конь домчал раньше…

Владимир кивнул:

— Спасибо, что сумел предупредить. Отдыхай, лекарьпосмотрит твои раны. Ну-ка, ребята, настало время сильнейших. Чужака нельзявпустить в город!.. Нам только здесь врага недостает.

Он сказал «сильнейших», верный принципу, что похвала привязываетлюдей крепче, чем подачки златом.

За столами был шум, богатыри вскакивали, расправляли плечи.Перекрывая гам, разнесся звонкий и чистый, как звон дамасской стали, голосРатьгоя:

— Княже!.. Дозволь мне!

Владимир с сомнением посмотрел на пышущее молодым задоромрумяное лицо молодого богатыря. Больно молод, дерзок, переоценивает свои силы,задирист, из-за чего бывал бит… Правда, с того времени силы набрал заметно. Сдругой стороны, сейчас нечего смотреть на уважительные манеры, а силой даловкостью небо не обидело воеводского сына.

— Поторопись, — велел он. — Похоже, тот ужеподъезжает к вратам.

— Но дальше не проедет!

Голос его еще гремел по палате, отражался от стен инатыкался на поперечные балки под потолком, но сам Ратьгой уже выметнулся изпалаты, звонко прогремел молодецкий стук серебряных подковок, внизу гулкохлопнула дверь, тут же заржал конь, раздался стук копыт, что тут же отдалился ирастаял.

Владимир ощутил на себе пристальный взгляд, обернулся,другой рукой невольно нащупывая рукоять меча. Верховный волхв подошел, кивнулодобрительно:

— Насторожен, аки волк? Хорошо.

— Думаешь, придется встречать его здесь? — ответилВладимир вопросом.

— Ратьгой добрый витязь, — сказал верховныйволхв. — Его стрелы хошь кого остановят! Да и мечом он владеет как… незнаю ему равных.

— Значит, побьет чужого богатыря?

— Побьет, — ответил Белоян уверенно. —Конечно, побьет!.. А как же… Еще как побьет!.. Только меч держи под рукой.

Переход был таким неожиданным, что Владимир дернулся, будтовлетел голым в крапиву:

— Зачем?

— А что, разучился?

— Если Ратьгой побьет…

— Побьет или его побьют, но береженого все богиберегут.

Ратьгой протиснулся в узкую дверцу, что открыли для негостражи в самих вратах, вывел коня, вскочил в седло и почти сразу увидел вдаливсадника. Не диво увидеть всадника, но этот хоть и едва виден, но был заметен,как замечаешь скалу в разрывах утреннего тумана.

Не печенег, отряды степняков еще за холмами, готовятся кприступу. А этот прет как бык, земля гудит под копытами. До него еще нескольковерст, Ратьгой только и рассмотрел, что над чужеземным богатырем идет темнаягрохочущая туча, а в ней носится целая стая галок и ворон. Сам же богатырьсловно бы опоясан блещущими молниями, а из-под конских копыт при каждом скокевырываются целые снопы оранжевых искр.

Рыжий конь несся как птица над землей, Ратьгой не отрывалглаз от вырастающего противника, сердце захолодело, такого огромного воителяеще не встречал. Дрожащими пальцами быстро выдернул лук, натянул, уперев вседло, передвинул тулу со стрелами удобнее, дабы пальцы хватали оперенныекончики бездумно, не глядя и не примериваясь.

Когда между ними было несколько сот шагов, всадник началосаживать коня. Сердце Ратьгоя превратилось в сосульку: богатырь страшен, широкв плечах, как поперечная балка, пластины доспехов толщиной с наковальню, рукитолстые как бревна, а вместо шлема на голове не то пивной котел, не тоцерковный колокол из самого Царьграда.

— Стой! — заорал Ратьгой страшным голосом. —Что за невежа вторгся в пределы?.. Слезай с коня и надень петлю моего аркана нашею! Тогда я пощажу твою жалкую жизнь и оставлю рабом…

Богатырь недобро усмехнулся. Огромная рука неспешно потащилаиз ножен меч. Это была полоса сверкающей стали, при взгляде на которую уРатьгоя задрожали губы.

Он стиснул челюсти, быстро наложил стрелу на тетиву, держаее возле уха, рывком выбросил вперед другую. Стрела сорвалась, тихоньковжикнуло, а он молниеносно наложил вторую, выпустил, тут же ухватил третью.

Богатырь ехал медленно, меч покачивался в опущенной руке.Стрела ударила в грудь, разлетелась в щепки. Наконечник блеснул как серебристаярыбка. Чужак даже не покачнулся, вторая и третья стрелы звонко щелкали одоспехи, наконец богатырь расхохотался:

— Что мне твои комариные укусы?