Туман все еще клубился внизу, но далеко впереди выступилачерная вершина холма. Владимир рассмотрел троих всадников, вскоре со стороныстепи поднялись еще пятеро. Ханы, возглавляющие поход, явно выбирают местоудара, распределяют силы, договариваются, кто начнет первым, кто поддержит, ктовозьмет добычи больше…

Однако в княжеском тереме и на галереях по-прежнему гремелудалой пир, словно чуть ли не к самым стенам подступило войско. Но теперькнязь, оставив пирующих, все чаще бывал на сторожевых башнях. Часамирассматривал далекий вражеский стан, прикидывал, что-то бормотал про себя.Хмурое молодое лицо, уже кое-где изрезанное морщинами, а где и шрамами,становилось все мрачнее.

Воеводы поднимались на башню, тоже смотрели на станпеченегов, но их больше тревожил сам князь. Впервые его видели растерянным, вчерных глазах проскакивало нечто похожее на страх. Узнав о таком, заявился самБелоян. Деревянные ступени жалобно трещали, прогибались под его могучим телом.Когда Белоян взобрался на самый верх, Владимиру почудилось, что и сама башня закачалась,застонала.

— Страшишься? — спросил он напрямик. — Скажиправду, я ведь не воевода. Мне можно говорить все.

— А если сомнут? — сказал вдруг Владимир. — Итогда на месте Киева пепелище?.. Понимаешь, моя беда в том, что повидал белыйсвет!.. Это для тебя падение Киева — крушение всего мира. А я знаю, чтоесли печенеги сотрут с лица земли это народившееся государство, то мирвообще-то и не заметит… Слишком велик! Ну, будут на севере вместо русовкакие-то печенеги. Вернее, вместо государства русичей государство печенегов.Какая-нибудь Печенежская Русь… ну, не Русь, понятно, Печенегия…

— Печенежская Печенегия?

— Ну, Киевская Печенегия или Днепровская… Царьграду отэтого ни горячо, ни холодно. А уж арабам и прочим дальним народам — так ивовсе. А вот я, все это понимая, не чувствую потому ужаса, что Киев будет взяти стерт с лица земли! Ведь жизнь продолжится…

Белоян свирепо прорычал:

— Но уже не наша жизнь! А печенежская…

— А тридевятому царству не все ли равно? И вообщелюдству?

Белоян посопел, сказал увесисто:

— Нет, княже. Нет и еще раз нет. И вовсе не потому, чтоэто мой народ, мое племя. А потому, что мы очень много взвалили на свои плечи.

— Мы? А печенеги — нет?

— Нет, — ответил Белоян. — Я знаю их богов.Разумеешь, всяк стремится просто жить, просто уцелеть, просто найти травы длясвоих коней, земли для себя, будущее для детей… Это понятно, это нормально, этопо-людски. Так живут и печенеги. Но иные племена… редкие!.. уже имея все,уходят из сытого и богатого мира. Ибо многие видят неправедность, но толькосамые избранные богом находят силы уйти… и начать жизнь заново.

— Я каждое утро начинаю заново, — проворчалВладимир.

— То свою, — возразил Белоян, — а то жизньплемени, всего народа… а значит, и всего мира! Самый великий герой, от которогомы ведем род, князь Рус, ушел из сытого и богатого царства, ибо нашел другойпуть к праведности… Но для этого надо было уйти в лес и начать жить, отринувстарые законы, старые заповеди и старых богов. А когда племя окрепло и самостало покорять другие народы, из его рода вышел великий Вандал, ушел с двумяженами в степь, где от него пошли многочисленные народы. А так повторялосьмного раз! Княже, Рюрик не просто так пришел. Не за добычей или в поискахславы. Он искал место… он искал чистый народ, где можно начинать строитьцарство небесное на земле! Где все будут жить праведно, правильно, по законамсовести и чести. Не посрами его заветы… Когда-то да найдется сволочь, чтоначнет хапать и подличать, но пусть это будешь не ты, не твои дети…

— А как праведно? — спросил Владимир раздраженно.

Белоян сокрушенно развел руками:

— Ведать бы…

— Ну хоть примерно!

— Княже, боюсь… что если наши прародители и знали, тоэто потеряно… а еще больше подозреваю, что никто не знал, как надо, а виделтолько, как не надо. А если так, то еще долго Руси искать, пробовать,ошибаться, снова искать…

Владимир отмахнулся, уже потеряв интерес к высокому:

— Тут выжить бы сейчас. Сегодня! А уж потомки как-тосправятся. Как думаешь, продержатся Жидовские врата еще дня три-четыре?.. Мнеобещана подмога от вятичей.

— Дня три-четыре? — удивился Белоян. — Даесли печенеги ударят, рухнут сегодня к вечеру!

— Не рухнут, там уже гору мешков с пескомнаперли, — отмахнулся Владимир. — И камней холм навалили. Но всестены не укрепишь… Стоит одной гадине прознать, где у нас слабые места…

С городских стен было видно, как из дальних степей катиливсе новые и новые волны кочевых народов. Рев скота, ржание коней заглушалиголоса мрачно наблюдающих стражей, и чтобы тебя услышали в двух шагах,приходилось кричать. От неумолчного скрипа колес мурашки бегали по коже, люди искот надвигались плотными волнами, а среди них крытые повозки ханов плыли, каксерые щепки.

Одиннадцать таких повозок насчитал Волчий Хвост, чтозначило — всех степных ханов сумел призвать в Великий Поход и поставитьпод свое знамя неистовый хан Жужубун. Сам он разбил свой шатер на вершинехолма, откуда наблюдал за всем кочевым войском, а также за киевскими вратами.

Владимир почти не покидал городских стен. Сам проверял, какприготовили бочки с горючей смесью, камни, крюки, бадьи с варом, шесты дляотпихивания осадных лестниц. Воеводы ходили следом, придирчиво вслушивались, новеликий князь не зря побывал в дальних странах как викинг и как разбойник:распоряжался умело, толково, со знанием дела и знанием особенностей как племениполян, которые стали ядром создания нового народа, так и степняков, с которымне один год и воевал, и дружил, и заключал союзы.

Отряды степняков все прибывали, перекрыть дороги в Киев покасумели не все. Слишком вольно раскинулся город на семи холмах, к тому жеразлегся на берегу широкого, как море, Днепра, а там берега, горные кручи.Печенеги старались держать на всех дорогах хотя бы легкие отряды, а Владимиртем временем рассылал гонцов в окрестные города, требовал собрать всех, ктоспособен держать в руках оружие.

— Еще с недельку, — определил Волчий Хвост. Он каккняжий хвост держался за князем, подавал советы, тут же передавал наказыгридням-вестовым. — С недельку еще не перекроют все пути-дорожки к городу.Но потом стиснут кольцо так, что мышь не проскользнет, комар не пролетит!

Но пир продолжался. Ибо когда закончится пир, закончится иземля. Только теперь и Владимир чаще покидал тронное кресло, подсаживался то кодной группе богатырей, то к другой, выслушивал, двигал складками на лбу. Что утрезвого на уме, то у пьяного на языке. Но даже трезвый, прикинувшись пьяным,может резать правду-матку в глаза, а назавтра вроде бы повиниться: спьяну, мол,наговорил дерзостей…