буква «Ф». Фунты? Она записывала, сколько скинула? Мда. Блокнот для записей существует, вообще-то, для порядка. Да уж, где Франк, и где порядок?! Мне попалось довольно много следов от вырванных листов. Ясно. Она таскала блокнот для того, чтоб, при случае, оставить номер телефона очередному хахалю.

Дни.

Она всё же их фиксировала. В самом конце листы с календарями по месяцам. Но толку-то? Записывала даже не через раз. Вспоминала, что она женщина, изредка. Прошлый год. Сентябрь, ноябрь. В этом — февраль, май. Какая-то жесть! Всё вразнобой. Даже её цикл вычислить невозможно. То три для в середине месяца, то четыре — ближе к концу. Ее организм, и тот нормально, как у всех, не функционировал.

Фиаско!

Келли точно врал. Ничего он не мог о ней знать. Сказал, чтобы взбесить конкурента. С его эгоизмом он бы не стал так рисковать. Но а как же я? Идиот! «Кретин кретином». Повелся на эти его разводки, хотел опередить и, возможно, заделал Франк ребенка. Мальчика. Определенно пацана.

Дети.

Я их не выношу! Никогда не думал об отцовстве. Одна девчонка-одноклассница по имени Клэр залетела от хахаля и в итоге родила в шестнадцать. Двое очень молодых ребят с коляской. Вечно невыспавшиеся и ненавидящие друг друга. Ругань. Ноль секса. Примитивная работа парню, чтобы свести концы с концами. Ей — подгузники, какашки и вечные болячки нежданного чада. Мисс Эркин часто рассказывала, как мама мучилась со мной в детстве. Я появился на свет очень слабым. Не дотянул по весу даже до шести фунтов. Вечные ангины с температурой под сорок. Да Франк и дня бы не продержалась в таком режиме! Убежала бы в чертов Нью-Йорк, даже записки не оставив. Ну и ладно!

Сын.

Неужто бы я его бросил? Плевать на отца и их со старухой-домработницей осуждающие взгляды. К моменту прихода домой я окончательно поехал рассудком. Меня кидало из стороны в сторону. Терзания. Какой выбор сделает Франк? Она ведь совершенно ненормальная! Родить мне назло? Легко! Сойтись опять с Келли и воспитывать моего ребенка? — чудовищная мысль! Этот черт любил её и, с его-то финансовыми возможностями, вполне мог жениться. «Любовь всей жизни», «судьба притаилась в этой холодной дыре».

Поступок.

Настоящий, мужской. Способен ли Келли на такое? Почему нет? Сложная «натура». Куча противоречий. «Красные следы, оставленные на простынях». Лишение всех девчонок без разбора невинности и невообразимые чувства к Франк. Он терзал ее, заставлял делать подлые вещи, спал чуть ли не у нее на глазах с шлюхами. И те слова, что он произнес после избиений Томпсоном. Да уж! С Франк они составили бы отличную парочку. Два черта. И мой сын. Они не научили бы его ничему хорошему. Изуродовали бы психику.

Будущее.

Редкие встречи с ребенком. Суды и взаимные обвинения. Вечная боль и мука. До конца жизни. Необходимость преследовать их, куда бы они ни переехали. И дичайшее желание пристрелить обоих! Франк — за то, что живет с ним. И Келли — за то, что задуманная им месть вышла на новый уровень; не просто разрушить карьеру. В сто раз хуже!

Суицид.

Покончить с собой! И что это изменит? Проблема будет решена, что ли? Тогда мой ребенок, возможно, и не узнает, кто его настоящий отец. Будет ходить под самой ненавистной в мире фамилией: Келли!

Дом Франк.

Я практически бежал, опасаясь, что она что-то сделает с собой, с ребенком. Она была там одна. Понурое лицо и безучастный взгляд. Франк вышла во двор, села на шезлонг. Прикурила косяк. Черт! Она гробила себя, гробила то, что, возможно, зарождалось в ней. Еле сдержался, чтобы не ударить ее по руке. Остановило то, что случившееся — мой огромный «косяк».

— Надеюсь, Роб, мы теперь в расчете? — хмуро бросила она.

Я протянул ей сумочку. Она жестом велела положить на шезлонг. Мне было холодно, пронзительно больно от ее слов! Думал, она встретит с зареванным лицом, станет кричать. Мои объятия и искреннее раскаяние. Я собирался сказать, что ни за что её не оставлю. Что хочу от нее ребенка. Что я простил её и никогда не упрекну в содеянном. Лукавил, врал самому себе на эмоциях. Упрекал бы. Слишком глубоко засела обида.

— В расчете, — ответил.

— Спасибо за сумку. Можешь идти, — устало сказала она. — И пожалуйста, очень прошу, нет, заклинаю, никогда больше не подходи ко мне.

— Но… — начал я.

Франк сделала затяжку и медленно выдохнула дым.

— Никаких «но», Роб. Не бойся, твою маленькую проблему я решила. Живи спокойно и ни за что не волнуйся.

Я сделал шаг назад и замотал головой. Нет! Нет! Нет! Только не это!

— Да, кстати, ты должен мне тринадцать баксов за свои фокусы. Не высока цена, правда?

Она.

Говорила о чертовых таблетках. Тринадцать баксов — ровно во столько оценивалась жизнь ребенка.

Мое сердце остановилось!

В беспамятстве я шел обратно к дому с одной лишь мыслью: напиться и впасть в забытьё. Бухать каждый божий день и в итоге сдохнуть где-нибудь под мостом с другими алкашами.

Пьянство.

В тот же вечер я опустошил бутылку отцовского бурбона. Ноль желания выходить на работу. К хренам книги и планы на жизнь, связанные с магазином! Благо, отец был в командировке. Моя комната. Настойчивый стук мисс Эркин, три приглашения на ужин. Послал ее к чертям. Сказал, что ей давно пора на покой. Обиделась? Да плевать!

Расписание.

Начинать пить сразу после позднего подъема. Карманные деньги. Их скопилось немало. Хоть отец и скупердяй, но и мне особо не на что было тратиться. Покупка алкоголя у Эндрю Вульфа. Он сперва пробовал читать нотации от неравнодушия и теплых дружеских чувств. Я запретил ему говорить о ней, вести назидательные беседы. Добрый, всю жизнь разрушающий себя Эндрю понял, что мне очень-очень херово. Ни разу не упомянул ее при наших коротких встречах.

Парк.

Чаще всего я пил там, на лавке, в одиночестве. Но иногда и с кем попало. Им нравился щедрый чувак, который всех угощает. Вечер. Подвыпившая компания. Кутёж и бессмысленные разговоры. Девица, имя которой и припомнить не могу. Их, этих девок, было трое или четверо. Убогие, ржущие в голос над каждой тупой шуткой. Она подкатила, когда я был близок к тому, чтобы сблевать.

— А ты интересный, — кокетливо сказала, проведя рукой по моей ляжке.

— Да, бля, еще какой! — отмахнулся.

Меня воротило от баб. Ноль желания брать их. Чистая, почти неиспорченная Франк. Ее аромат. Точеная фигура, сделанная будто специально, под заказ. Для меня. Не оставляющее ни на