и его пророчества. «Самые сильные, опасные», убийцы, монстры. Руины башен и пепелища. Больше ничего этого не будет, довольно! Горка наркоты на простыне.

Мой бог. Роб. Не легкий Эфир, а темный Морус. Брат Танатоса и Гипноса. Бог погибели, возмездия. Он приходил в ту ночь. Ночь, когда не стало Колокольчика. Он бродит где-то по свету в обличии прекрасного юноши. Морус оставил меня.

Глава 46

Линкольн Картье.

Заведенный движок. Ох и сложно было разжимать руку мертвецу-Ллойду, чтоб забрать ключи. Хорошо еще, что он не полностью окоченел.

Быстрый душ.

Наконец чистота и свежесть. Скинутое на кафельный пол старое заношенное шмотье. Шум воды. Шампунь и гель для душа. Тумба под раковиной. Одноразовые бритва и зубная щетка. Цивилизация. Мда уж, ну и видок у меня был. Не правый радикал, а, скорее, лесоруб, егерь.

Сынок мэра.

Его одежда, похожая по стилю на ту, что носил Келли. Дутая безрукавка, мягкий, наверное, дорогой свитер. Голубые джинсы Levy’s, кроссовки. На удивление всё пришлось в пору.

Чертов город.

Педаль газа, но ноль желания возвращаться. Дома, улицы — всё пропитано ужасными воспоминаниями. Повсюду следы страшных ошибок и страстей…

Эндрю.

Каждодневный утренний маршрут к его дому после похмельного пробуждения. Мятая наличка, распиханная по карманам. Бизнесмен Вульф. Приветствия, пара-тройка фраз. «Как дела?», «Чего нового?». Со стороны Эндрю сперва с интересом и больше для галочки после двух недель моих визитов. Он, видимо, потерял надежду, что я приду в себя, опомнюсь. Он молчаливо наблюдал, как я спиваюсь. Но четырнадцатое ноября…

— Слушай, Роб, вам бы поговорить, ну так же тоже нельзя, — неожиданно начал он.

Буркнул ему, чтоб не лез не в свои дела.

— Я б не лез, но у меня завтра День рождения. Она придет. Ты тоже мой друг. Приглашаю тебя, а там сам решай.

Она!

Франк не уехала в чертов Нью-Йорк. Помутнение в башке. Мы ходили одними и теми же дорогами, но, видимо, в разное время. «Поговорить». Что мы должны были друг другу сказать? Она четко дала понять, что не хочет видеть даже мельком. Что всей душой презирает меня.

Пятнадцатое.

День рождения Эндрю. Полдень. Я прикончил бутылку Муншайна. Маета. Сходить еще за одной? Ни за что! Страх нарваться на Франк.

Вечер.

Непреодолимое желание глянуть на нее хоть одним глазком. Я колебался.

Полночь.

Темень за окном. Щемящая тоска. И молниеносно созревшее, окончательное решение. Я наскоро оделся, вышел…

Медленная музыка.

Негромкие голоса. Свет в беседке Вульфа. Его День рождения подходил к концу. Я тихонько открыл калитку. Несколько шагов…

И шок!

Франк и Келли!

Они танцевали, мило беседуя о чем-то. Они, эти два чудовища, одаривали друг друга мягкими улыбками, смеялись. Внезапно Франк крепко обняла его. И мой мир рухнул! Пустое пространство, где нет ни предметов, ни звуков. Их примирение. Вопросы, взрывающие башку. Как долго они вместе? Франк прибежала к нему за утешением в тот проклятый августовский вечер? Исчезновение Келли. Он, такой, бля, благородный отказался от плана мести, чтобы заполучить ее?

Моя душа.

Истерзанная, никому не нужная. «Темень гробовая». Неистовая боль. Такая боль, что я не мог сделать и вдоха! Франк простила ему всё, что он сделал с ней. Она простила то, что он сделал со мной. Мой нерожденный ребенок. Два дьявольских отродья отныне вместе. А с виду просто красивая пара. Самая красивая из всех на вечеринке.

Убить себя.

Отцовский револьвер. Кольт «Питон» триста пятьдесят седьмого калибра. Выстрел в висок — и конец! Ни одной причины продолжать мучиться.

Кабинет.

Сейф. Код — дата моего рождения. Совсем рядом с Вульфом. Восемнадцать лет. «Не дотяну каких-то два дня», — ноль переживаний по этому поводу.

Стол.

Книга с закладкой. Знаменитый земляк, писатель Синклер Льюис[75]. Недочитанный из-за запоя роман «У нас это невозможно»[76]. Заглянуть напоследок в память о любви к чтению? Первый попавшийся абзац:

«Он полагал, что ураганы, наводнения, засухи, молнии и москиты сохранятся так же, как искони живущее в человеке стремление к убийству, которое может заявить о себе даже в самом лучшем из граждан, когда, например, его возлюбленная идет танцевать с другим мужчиной».

«Возлюбленная».

«Другой мужчина». Горький, какой-то надрывный смех. Смех до слез! «Стремление к убийству». Они, эти сволочи, втянули в смертельную для меня игру, извели, сломали. Почему они должны жить, а я — умереть? Да, я подонок, и всегда это осознавал, но жить-то с этим вполне можно, быть частью общества, «гражданином». Удовольствия, деньги, любовницы.

Прозрение.

Не попадись мне Франк, я бы и не знал, что есть какие-то более тонкие материи. Темные и притягательные. Что есть такие черти, как Келли. Убить их обоих! Прикончить заодно борова-Томпсона. Месть. Воздаяние за искалеченную жизнь…

Эйден.

Его гребаный образ жизни. Ночь с 17 на 18 ноября. С Томпсоном было покончено. Черед Келли. Я стоял на мертвом газоне перед домом монстра, обдумывая, стоит ли воспользоваться отмычкой или просто постучаться. Второй вариант. Никаких тайных манипуляций с куском проволоки. Вышибить чертовы мозги Келли, как только он откроет.

Стена.

Палец в дюйме от кнопки звонка. Вдруг, шаги! Кто-то приближался с той стороны. Щелчок затвора. Он, во всей, мать его, красе! Хлопковые штаны от пижамы, голый торс. Сигарета в зубах. Подкачанное тело, и никакого страха простыть на ноябрьском холоде. Он умудрялся демонстрировать себя каждую секунду жизни. Идеальный черт! Растерянный в тот момент я.

Глаза.

Келли явно был удивлен моему появлению. Он поднял бровь, над которой красовался свежий шрам. Другая прическа. Волосы более коротко подстрижены. Иной Келли. Не такой вылизанный, что ли. Странные метаморфозы…

— Грэйвз? — произнес он, достав из рта сигарету и разломив ее надвое.

Короткий взгляд на мою руку с револьвером.

— А-а-а, ясно. Пришел, значит, рассчитаться? Смело. Ну что ж, тогда прошу в дом.

Он жестом предложил зайти, освободив проход. Опасения. Я не хотел оказаться к нему спиной, проходя в гостиную первым. Ждал от него какой-то подлости. Но Келли вел себя спокойно, не дергался. Я тоже не собирался показывать, что психую. Будь что будет!

Омерзение.

До боли знакомый интерьер. Кажется, с той ночи с наркотой и проституткой прошли миллионы лет. По-прежнему красивая, но какая-то холодная, совсем другая гостиная. Ни шлюх, ни веселых компаний. Тишина. Одиночество.

— Выпьешь что-нибудь? — спросил Келли как ни в чем не бывало.

Отрицательно помотал головой. Язык прилип к небу от недоумения. Я не планировал с ним пить или вести беседы перед тем, как прикончить.

— А я выпью напоследок, если ты