— А какие задумки? — Кизия закурила и расслабленнооткинулась на спинку стула. Как хорошо! День превратился в восхитительныйпраздник.

— Ну, там есть такой же центр, как и мой, только ихпациенты живут прямо там. Это дает гораздо больше шансов на успех. Они называютэто «Терапевтическое общество».

Алехандро посмотрел на часы и поразился, как много временипрошло. Было больше пяти часов.

— Алехандро, хочешь поужинать с нами? Он с сожалениемпокачал головой.

— Нет. Не буду мешать влюбленным голубкам ворковать вих уютном гнездышке. И, кроме того, по дороге домой хочу навестить одно изсвоих «oгнездышек».

— И кто же она? Фурия из Гарлема?

— Подружка друга. Она работает в центре дляпрестарелых, ходит по домам и помогает по хозяйству. Наверное, у нее огромнаяобвисшая грудь и лицо в угрях.

Кизия усмехнулась.

— А, ну да, ты, разумеется…

— А почему бы и нет?.. Еще две или три такие жекрасотки работают в центре. Да, да, я знаю — я сноб. Во всяком случае, вотношении женщин. — И Алехандро помахал рукой, чтобы принесли счет.

— И поэтому ты умудрился остаться без жены? —Раньше она не смела задавать подобные вопросы.

— Я или безобразен, или посредствен. Еще не определилокончательно.

— Чепуха, Алехандро. Говори правду.

— Кто знает? Может быть, из-за моей работы. Всеопределилось давно. Дело оказалось для меня важнее всего, важнее женщин, аженщины не выносят такого положения вещей, если только это не их личное дело.Зато теперь у меня богатый выбор.

— Это точно, спорить не буду. — Наверное, в этом изаключалась правда, ведь очевидно, что Алехандро не назовешь ни безобразным, нипосредственным. Кизия снова и снова убеждалась в его привлекательности изаботливо лелеяла возникшие между ними отношения. — Так что, это твоясегодняшняя леди?..

— Посмотрим. — Алехандро говорил уклончиво, ноКизию разбирало любопытство.

— Сколько ей лет?

— Двадцать один, может, двадцать два, что-то в этомроде.

— Я ее уже ненавижу.

— Да, тебе, конечно, следует волноваться… — Алехандросмотрел на фарфоровую кожу в ореоле белого меха, на сапфировые глаза.

— Пожалуй. А мне скоро тридцать. Далековато от двадцатидвух.

— Зато сейчас ты гораздо интереснее, чем тогда. —Кизия подумала и кивнула, соглашаясь. Если хорошенько поразмыслить, то двадцатьдва не так уж. и здорово. Она стала личностью, только когда начала писать. А доэтого была… что она была? Не знала, чем ей заняться, кем она хочет стать, и вто же время выдающееся самомнение и несокрушимая уверенность в собственнойзначимости.

— Алехандро, если бы ты повстречался со мной десять летназад, то хохотал бы до упаду над моей глупостью и заносчивостью.

— Я сам был ничуть не лучше тогда.

— Вероятно, но ты был свободнее.

— Может быть. Но я до сих пор не успел особо поумнеть.Черт побери, ведь десять лет назад я носил майку с эмблемой нашей группы — такназываемые сальные ребята. Давай лучше поговорим о чем-нибудь веселом. Спорю,ты никогда не носила таких маек.

— Нет, конечно, я носила жемчуг и много другихроскошных вещей. Мне поклонялись. Я была «гвоздем сезона», свежатинкой. Леди иджентльмены, подходите и пробуйте — нетронутая, неиспользованная наследница,почти совершенство! Я гуляла, говорила, пела и танцевала. Порхала в голубыхнебесах и наигрывала «Боже, благослови Америку» на арфе.

— Ты играешь на арфе?

— Нет. Но это неважно. Я была «божественная», «чудесная»,но не очень счастливая.

— Так, значит, сейчас ты счастлива? Кое-кому ты должнабыть очень благодарна за это.

— Да, так оно и есть. — Мысли Кизии опятьвернулись к Лукасу… и к этим проклятым слушаниям. Алехандро сразу заметилперемену в ее настроении и тут же попытался вернуться к легкой болтовне,которой они развлекались последний час.

— Почему ты не играешь на арфе? Разве это не подобаетюным наследницам?

— Нет, это подобает ангелам господним. Только они умеютиграть на арфах.

— А разве юные наследницы не ангелы во плоти?

Кизия закинула голову и искренне расхохоталась.

— Ну нет, дорогой. Как раз наоборот. Впрочем, я играюна фортепиано. Это входит в обязательный устав для юных наследниц. Некоторыеиграют на скрипке, но большинство из нас с нежного возраста барабанят напианино, лет так до двенадцати. Шопен в моем исполнении… как вспомню, таквздрогну.

— А мне все же хочется, чтобы ты играла на арфе.

— Ничего, зато я умею играть на ваших слабостях, мистерВидал, — улыбнулась Кизия.

Алехандро поднял глаза к небу в комическом ужасе.

— И это сказала юная наследница? Какой скандал!

— Именно, мистер Видал. А теперь собирайся и пойдемдомой. Лукас будет беспокоиться.

Они оделись. Алехандро оставил на столе чаевые, и они рукаоб руку вышли в прохладный вечерний город. Кизия чувствовала себя зановородившейся.

Когда они приехали, Лукас сидел в гостиной с бокалом бурбонав руке. Он безмятежно улыбался.

— Ну, как провели время вдвоем? — Лукасу нравилосьсмотреть на них обоих, но Кизия заметила какое-то странное выражение в егоглазах. Ревность?

— Мы зашли выпить по чашке горячего шоколада.

— Вполне невинное занятие. Ладно, я прощаю вас обоих.На этот раз.

— Трудно было ожидать такой милости с твоей стороны,дорогой. — Кизия подошла к Люку, наклонилась и поцеловала.

Он обнял ее за талию, потом вытащил из кармана сигару иподмигнул Алехандро.

— Почему бы не предложить пива нашему другу?

— Не стоит, я думаю. Скорее всего, его вывернет оттакой смеси: пиво и горячий шоколад со сливками! — Кизия усмехнулась,повернувшись к Алехандро.

— Что это значит? — Голос Люка прозвучалнеобычайно громко, будто нервы его были натянуты до предела.

— Всего лишь взбитые сливки.

— Чушь. Дай ему пива.

— Лукас… — Кизия внезапно заметила, что, обращаясь кАлехандро, Люк как-то странно смотрит на него. И вообще он выглядит каким-тостранным… изможденным, что ли. Кизия внимательно на него посмотрела иповернулась к Алехандро. — Хочешь пива?

Алехандро поднял обе руки, сдаваясь, потом пожал плечами.

— Нет, но разве можно сопротивляться двум таким нуднымтипам, как вы. — И все трое дружно рассмеялись.

Кизия отправилась на кухню. Включила там свет и прокричала вгостиную: