— Может, ты хочешь поехать куда-нибудь поужинать? Илизакажем сюда?

Кизия безразлично пожала плечами. Это ее совершенно неволновало. Она думала о другом, что-то ее беспокоило.

— Девочка, в чем дело? Это похороны произвели на тебятакое тяжелое впечатление? Я же говорил тебе… — Люк удрученно смотрел на Кизию.

— Я знаю, знаю. Но все это так выбивает из колеи… Мнекажется, еще что-то случилось, что-то меня беспокоит. Правда, не понимаю, чтоименно. Может быть, зрелище этого сонма монстров — ведь они считают меня однойиз своих… Ладно, не волнуйся, милый. Просто я подавлена воспоминаниями оТиффани.

— Ты уверена, что ничего другого? — Люкбеспокоился гораздо больше, чем Кизия могла подумать.

— Я же сказала — не знаю. Но это неважно. В последнеевремя в моей жизни произошло слишком много изменений: уход из журнала и… ты жезнаешь. Наступило время двигаться дальше, а это всегда нелегко. — Кизияпопыталась улыбнуться, но Люк остался серьезен.

— Кизия, я расстроил тебя?

— О, любимый, конечно, нет! — Она пришла в ужас.Что за странная мысль… И вообще, ведь он сидел тут целый день и беспокоился оней. Он плохо выглядит…

— Ты уверена?

— Да, уверена. И со мной все в порядке, Лукас.Правда. — Кизия наклонилась к Люку для поцелуя и увидела печаль в егоглазах. Это сочувствие? Она была глубоко тронута.

— Ты не жалеешь, что ушла из журнала?

— Нет, я очень рада. Честное слово, рада. Просто когдав жизни что-то меняется, возникает странное чувство — незащищенности. Во всякомслучае, у меня.

— Да. — Люк кивнул и молча наблюдал, как онадопивает чай. Она успела скинуть пальто и в своем черном платье казаласьдалекой и недоступной. Долгое время он наблюдал за ней, не произнося ни слова.А когда снова заговорил, в его голосе появилась какая-то странная нотка, совсемне похожая на дружеское подначивание, так ярко проявившееся утром.

— Кизия… Я должен рассказать тебе кое о чем.

Она подняла на него глаза и попыталась улыбнуться. —Что случилось, любовь моя? — Потом попробовала пошутить:

— Ты тайно женат и у тебя пятнадцать детей? — Онаговорила с уверенностью женщины, которая знает, что от нее не может бытьсекретов… разве только один.

— Нет, не женат. Но есть кое-что еще.

— Намекни мне. — Сейчас Кизия была абсолютноспокойна. Вряд ли Люк собирается сообщить ей что-то важное. Он же знает, каксильно она расстроена из-за Тиффани.

— Малышка, я не знаю, как тебе это сказать, но у менянет выбора. Я должен рассказать. Не могу больше оттягивать этот разговор. Менявызывают на слушания по тому моему делу. — Эти слова произвели эффектразорвавшейся бомбы. Все закачалось у Кизии перед глазами, потом остановилось.

— Что? — Может быть, она не расслышала,неправильно поняла? Кизия отчаянно цеплялась за эту последнюю соломинку. Ведьэто был один из его кошмаров. Не может быть, наверное, все же она неправильнопоняла…

— Будут слушания. Я должен пойти на слушания по моемуделу. Они хотят обвинить меня в заговоре с целью вызвать беспорядки средизаключенных. Другими словами, в подстрекательстве к бунту.

— О Боже, Лукас… Ну скажи мне, что ты пошутил. —Кизия закрыла глаза и сидела очень тихо, ожидая его признания, но сжатые наколенях руки дрожали.

— Нет, малышка, я не шучу. Я и хотел бы, но… — Люкпотянулся к Кизии и взял ее маленькие руки в свои. Ее глаза медленно открылисьи наполнились слезами.

— Когда ты узнал?

— Угроза существовала всегда. Фактически еще до того,как я тебя встретил. Но я надеялся, что этого никогда не случится, а сегоднямне прислали извещение. Думаю, решающим фактором стала забастовка вСан-Квентине. И они оказались достаточно сообразительны, чтобы воспользоватьсямоей глупостью, — сказал Люк, а про себя подумал: «Для этого и дляубийства Мориссея».

— Господи. Что мы теперь будем делать? — Кизиябеззвучно плакала. — А они могут доказать, что ты имел отношение кзабастовке?

Люк отрицательно покачал головой, но в глазах совсем не былоуверенности.

— Нет, на это их не хватит, хотя поэтому они так изашевелились. Попытаются достать меня разными способами, но и мы сделаем все,что в наших силах. У меня есть отличный адвокат, и я везучий. Еще несколько летназад на таких слушаниях не разрешалось иметь адвоката. Только ты и комиссия —так они могли довести дело до любого угодного им результата. А теперь со мнойхороший адвокат и мы на равных. Они не смеют указывать мне, как жить. Мыподождем до слушаний и просто выполним то, что положено по закону. Вот ивсе. — Кизия и Люк хорошо понимали, что суть возникшей проблемызаключается вовсе не в его стиле жизни. Его обвиняли в подстрекательстве к бунту,вот в чем проблема. — Ну, милая, крепись. — Люк наклонился, поцеловалКизию и сжал в своих объятиях. Но она не поддалась, ее тело осталосьнапряженным, а из глаз продолжали капать слезы. Люк заметил, что у нее дрожатколени. И почувствовал себя так, будто только что убил ее. До некоторой степениэто так и было.

— Когда начинаются слушания? — Кизия с ужасомждала, что Люк скажет «завтра».

— Только через шесть с половиной недель. Восьмогоянваря, в Сан-Франциско.

— И что будет потом?

— А что ты подразумеваешь под этим «потом»? —Кизия сидела очень спокойно, и это пугало Люка.

— Что, если они опять отправят тебя в тюрьму?

— Этого не случится никогда, — сказал Люкглубоким, спокойным голосом.

— Ну а вдруг все же так получится, Люк? — Ее крик,полный страха и боли, прорезал тишину комнаты.

— Кизия, этого не будет! — Люк понизил голос ипопытался ее успокоить. В то же время сам боролся с отчаянием, разрастающимся вего груди. Чего ему ждать от будущего? Надо было понять это с самого начала, смомента их встречи. А теперь, когда он приручил Кизию, создал их общий дом, онсидит здесь и говорит о том, что способно разрушить их новый мир до основания.Она могла снова остаться одна, и осознание этого болью отзывалось в ее глазах.И эту боль Кизии принес именно он. Тяжелое чувство вины сдавило сердце.

— Дорогая, ничего подобного не случится. А если ислучится — пока это остается всего лишь «если», — то мы переживем и это. Унас был выбор, и мы его сделали. — Люк знал, что это он сделал свой выбор.А Кизия? Похоже, совсем нет.

— Лукас… нет! — Голос ее опустился до едваслышного шепота.

— Малышка, мне очень жаль… — Ему больше нечего было ейсказать. То, чего он так долго опасался, все-таки случилось. Самое смешноезаключалось в том, что до встречи с Кизией он так не боялся. Он вообще ничегоне боялся. Считал эти слушания своего рода платой за дерзость, необходимымзлом. Тогда ему было нечего терять, а теперь… Теперь все его счастье поставленона карту. И эта женщина будет расплачиваться вместе с ним. Ему следовало раньшепредупредить ее. Несколько недель назад Алехандро предостерегал его, а онизворачивался и лгал самому себе. Теперь уже поздно — на его столе лежалаповестка, смятая в комок. Те, другие, перехватили инициативу… Люк осторожноприподнял лицо Кизии за подбородок и нежно поцеловал в губы. Он ничего не могподарить ей, кроме самого себя, своих чувств и своей любви. Еще целых шестьнедель. Если его не убьют раньше.