четырех гексаграмм.

Мы никогда не увидимся.

Он потерян среди девятисот тридцати миллионов.

И все же что-то нас связывает.

Нельзя исключать, что Он предопределил эту связь.

Нельзя исключать, что Вселенной нужна эта связь.

Одному острову

Как мне воспеть тебя, дивная Англия?

Я, верно, не должен слагать

пышных и трепетных од,

чуждых твоей скромности.

Не скажу ни о твоих морях – которые и есть Море,

ни об империи, которую тебе, маленький остров,

навязали вызовы времени.

Назову вполголоса несколько символов:

Алису, которая снилась Червонному Королю,

который снился Льюису Кэрроллу, ныне ставшему сном,

вкус чая и сладостей,

лабиринт в саду,

солнечные часы,

тоска человека (который никогда не признается, что тоскует)

по Востоку и леденящее одиночество,

которого Кольридж не видел,

но зашифровал точнейшими словами,

шум непрестанного дождя,

снег на щеке,

тень статуи Сэмюэля Джонсона,

вечно звучащие отзвуки лютни,

хоть их никто и не слышит,

стекло зеркала, что отражало

слепые очи Мильтона,

компас, не знающий сна,

Книга Мучеников,

хроника темных времен

на последних страницах Библии,

пыль под мрамором,

таинство зари.

Сейчас мы наедине, таинственный остров.

Никто нас не слышит.

И в наших сумерках мы вольны

насладиться тем, что любезно нам обоим.

Игра в го

Сегодня, 9 сентября 1978 года,

я держал на ладони маленький камень —

один из трехсот шестидесяти одного, которые требуются

для астрологической игры под названием го —

иных шахмат Востока.

Эта игра древнее, чем самая древняя письменность,

ее доска – это карта Вселенной.

Черно-белые сочетания камней

исчерпывают самое время.

Люди тонут в игре,

как в любовном чувстве и в омуте дня.

Сегодня, 9 сентября 1978 года,

я, не знающий стольких вещей,

понял, что не знаю еще одну,

и благодарю своих богов

за откровение этого лабиринта,

который никогда не станет моим.

Синто

Убитого горем

может спасти пустяк —

малейшее отвлечение

памяти или вниманья:

вкус плода, вкус простой воды,

лицо, возвращенное сном,

первый ноябрьский жасмин,

не знающий устали компас,

книга, с потерей которой уже смирился,

сердцебиенье гекзаметра,

маленький ключ от входной двери,

запах книг и сандала,

старое название переулка,

краски географической карты,

блеснувшая этимология,

ровно обстриженный ноготь,

позабытая дата,

бой полночных курантов

или внезапная боль.

В культе синто – восемь миллионов богов,

тайком бродящих по миру.

Эти нехитрые божества осеняют нас.

Осенят – и растают.

Чужак

В святилище дремлет меч.

Я, один из священников храма, его никогда не видел.

Другие общины почитают бронзовые зеркала или камни.

Думаю, в давние годы их выбирали за редкость.

Говорю совершенно открыто: синтоизм – самый свободный из культов.

Самый свободный и самый древний.

У нас есть старинные письмена, которых уже не видно.

Исповедовать синтоизм могут даже олени и росы.

Он учит трудиться как должно, но не предписывает морали.

Не утверждает, что каждый ткет себе свою карму.

Не устрашает мукой и не подкупает наградой.

Его приверженцы вправе идти за Буддой или за Иисусом.

Он почитает Императора и умерших.

Верит, что человек после смерти становится богом и охраняет близких.

Верит, что дерево после смерти становится богом и охраняет деревья.

Верит, что соль, вода и музыка очищают.

Верит, что божества неисчислимы.

Утром нас посетил старый поэт, слепой перуанец.

Сидя на галерее, мы делили с ним ветер из сада,

             запах сырой земли и песнь пернатых божеств.

Через переводчика я толковал ему нашу веру.

Не берусь судить, что он понял.

Западные лица – как маски, по ним ничего не заметишь.

Он обещал, вернувшись в Перу, вспомнить нашу беседу в стихах.

Выполнил ли, не знаю.

Не знаю, сойдемся ли снова.

Семнадцать хайку

1

Гора и вечер

мне о чем-то сказали.

Я все утерял.

2

Безбрежная ночь

целиком уместилась

в один аромат.

3

Есть он или нет —

сон, позабытый мною

еще до зари?

4

Струны умолкли.

Музыка лучше знала,

что чувствую я.

5

Сегодня не рад

я жаворонкам в поле —

тебя я вспомнил.

6

Непостижимы

книги, картины, ключи —

судьбы моей тень.

7

И с этого дня

я не двигал фигуры

на пыльной доске.

8

Заря в пустыне

встает, вокруг никого.

Кто это знает?

9

Старому мечу

снятся его сраженья.

Мой сон не таков.

10

Мужчина умер.

Но борода не знает.

И ногти растут.

11

Вот эта рука

когда-то прикасалась

к твоим волосам.

12

Зеркало это

не повторит ничего —

одну лишь луну.

13

В сиянье луны

тянется долгая тень.

Ей одиноко.

14

Свет империи

гаснет сейчас вдалеке —

или светлячок?

15

Новая луна.

Свет этот виден и ей

с ее порога.

16

Далекая трель.

Откуда знать соловью,

как ты страдаешь.

17

Старая рука

все так же пишет стихи

для забвения.

Нихон

По