– Я думала, Волькина меня убьет, – затряслась Лариса, – ну что за группа попалась! Один умер, другой улетел, третья оказалась психопаткой. Зарина отравилась, до сих пор из номера носа не кажет. В первый раз со мной такое! Всегда нормальные люди приезжали!

– Угарная заява, – возмутилась Катя, – ты нам тоже не нравишься. Тупо пересказываешь путеводитель! Ща позвоню турагенту, потребую поменять гида!

– Не стоит оскорблять людей, – дрожащим голосом сказала Светлана, – у меня горе!

– Геннадий полетел к умирающему отцу, – вступила в беседу Фатима, – вы, Лара, бессердечны!

– Простите, господа, – сказал Сергей, подходя к столу, – понимаю, что все испугались, но позвольте объяснить. У нас с Ниной был сын, Егор. Жена обожала мальчика, родила его поздно, ну, понимаете?

Фатима кивнула, остальные даже не пошевелились.

– Когда Егорке исполнилось три года, он пропал, – продолжал Сергей.

– Как? – ахнула Наташа.

Сергей сел на место жены.

– Егор ходил в садик, нянечка забрала детей с прогулки и лишь в помещении заметила, что нашего сына нет.

– Это невозможно, – отрезала Светлана, – детсад в ответе за воспитанников.

– Мы обратились в милицию, но так и не узнали, где Егор. Нянька клялась, что мальчик со всеми шел в здание. Дети ничего не помнили, да они и были слишком малы для допроса, кое-кто еще плохо говорил. Воспитательница ждала малышей в группе, она готовила комнату для музыкальных занятий. Территория для прогулки огорожена забором, калитка заперта. И где Егор?

– Где? – хором повторили Фатима и Светлана.

Сергей потер виски.

– Никто не знает. Выкупа у нас не требовали, врагов мы с Ниной не нажили. Остается одно: мальчика украл педофил. Егор был хорошенький, как ангелочек, кудрявый, глаза голубые.

Фатима поднесла к лицу ладони:

– Ужасно!

– Давно это случилось? – прошептала Наташа.

– В этом году двенадцать лет будет, – грустно ответил Сергей, – я всегда в мае увожу Нину из Москвы подальше. Егора похитили в последний месяц весны, пятнадцатого числа.

– Катастрофа! – выдохнула Фатима. – Такое пережить невозможно.

– Если бы у меня пропала мамочка, – вдруг совсем нормальным тоном произнесла Катя, – я… я… да я носом землю пророю, а мамулю найду, она лучшая на свете! Я без нее умру!

Катя прижалась к Наташе, а я вновь удивилась. Похоже, эпатаж и грубость – всего лишь способ подростка защититься от враждебного мира взрослых. На самом деле Катя нежная, чувствительная девочка.

Сергей печально посмотрел на Катю.

– Солнышко, мы подняли на ноги всех, бегали по городу с фото Егора, показывали снимок по телевизору, пообещали награду тому, кто хоть намекнет, где ребенок.

– И ничего? – прошептала Фатима.

– Трудно представить, что испытала Нина, – сказала я. – Потому она теперь не спускает с рук Кузю.

Сергей положил руки на стол.

– Ты права. Через год после несчастья Нина завела собачку, Крошку. Кузя сын Крошки. Жена попала в больницу, долго пила лекарства, кое-как пришла в себя. Она абсолютно нормальна, но чем ближе пятнадцатое мая, тем сильнее она нервничает и может сорваться. Особого повода Нинуше не потребуется, сегодня катализатором срыва стала тарелка с курицей.

– Ясно, – кивнула Наташа, – после исчезновения сына Волькина очень боится повторения ситуации. Вот почему она постоянно твердила во время приступа: «Что мое, то мое». Люди, пережившие такой сильный стресс, как пропажа ребенка, становятся ревнивыми, требуют от домашних подчинения. Буквально давят на родных, не позволяют им иметь собственного мнения.

– Короче, шиза, – с сочувствием подвела итог Катя. – Черт! Мне ее жаль!

Наташа погладила Сергея по плечу.

– На самом деле такие люди просто опасаются, что их бросят. И, как правило, теряют семью. Редко кто готов молча подчиняться тирану. Сережа, ты молодец!

Волькин вывернулся из-под руки врача.

– Нет. Я был виноват и тогда, и сегодня. Забыл напомнить Нине с утра про таблетки. А двенадцать лет назад… Я должен был забрать Егорку сразу после обеда, обещал отвести его к дантисту и задержался на работе.

– Ты ни при чем! – с жаром воскликнула Лариса. – Дорогой, не кори себя!

Я осторожно осмотрелась. Похоже, никто, кроме меня, не понял, что за отношения связывают гида и компьютерщика.

– Если бы я выполнил обещание, если бы… – тихо сказал Сергей. – Извините, не следовало вводить вас в курс наших проблем. Но так уж вышло. У меня к вам просьба!

– Говори, дядя Сережа, мы сделаем все, – пообещала Катя.

Наташа погладила дочь по голове.

– Она у меня жалостливая. Устроилась тут на работу тайком, начала деньги в дом приносить. Катя нам на поездку в Пхасо заработала, она какие-то компьютерные заморочки делает, за них хорошо платят. Я раньше много зарабатывала, а год назад заболела, сбережения улетели, а Катюша…

– Ма, заткнись, – гаркнула дочь, – еще анализы свои всем покажи!

– Сейчас Нина вернется, – с деланым спокойствием сказал Сергей, – пожалуйста, не напоминайте ей о срыве.

– Мы че, гоблины, – возмутилась Катя, – или орки поганые? Мог и не просить.

– Пора в автобус, – спохватилась Лариса, – опоздаем в пещеру.

Мы гурьбой покинули ресторан и очутились на улице.

– Ой, какие сережки! – восхитилась Катя, кидаясь к лоточнику. – Сколько стоят?

– Сто пхасо, – не растерялся тот.

– Десять! – начала торговаться Катя.

На мой взгляд, здоровенные пластиковые шары, более напоминающие елочные игрушки, следовало отдавать бесплатно – уж больно уродливо они смотрелись.

Но продавец обиделся:

– Не говори ерунды, это работа дорогого ювелира. Ладно, для тебя девяносто.

– Пятнадцать, и по рукам, – слегка надбавила цену Катя.

Из гостиницы с коробкой в руках вышла Нина.

– Все в машину! – скомандовала Лариса.

– Двадцать! – отрезала Катя. – Или я ухожу.

Пхасец молча снял серьги с подставки, девочка протянула ему деньги и поспешила в автобус.

Мы с Фатимой сели за Наташей и Катей, и я услышала, как мать тихо упрекает дочь:

– Вечно тебя тянет на дерьмо.

– Симпотные сережки, – возразила Катя.

– Ужасная подделка! – не успокаивалась мать.

Катерина высунулась в проход:

– Как вам моя покупка?

– Восхитительно! – вежливо одобрила я. – Тебе идет глубокий синий цвет.