– Готова, – ответила Лилиан.

– Вот и хорошо. – И священник обратился к охраннику: – Чтобы несильно нарушать стандартную процедуру, что, если я дам тебе вторую конфетку, и будем считать это взяткой? – И снова длинная рука с монеткой, на этот раз в серебряной фольге, потянулась к охраннику. – Моя версия событий такая: эта женщина, хоть она и утверждает обратное, наверх не ходила. – Он сжал плечо Лилиан, не дав ей возразить. – Ее здесь вообще не было, а я не дал тебе вторую шоколадку, дал только одну, из вежливости. Раз тайное не становится явным, вам нечего делить, стало быть, незачем подходить к незнакомой даме и спрашивать, была ли она там, где ей быть не положено: ведь она, упрямица, обязательно скажет, что была, и все начнется сначала, а в результате – разбитая голова. Но этот результат нас не устраивает. Значит, проблема решена.

– Да, святой отец… сэр, – сказал охранник.

– Да, – повторила Лилиан.

– Замечательно, – сказал священник. – Ешь свою шоколадку, – обратился он к охраннику. – А мы с вами прогуляемся, – сказал он Лилиан. – И когда вернемся, нас всех ждет проверка – посмотрим, умеем ли мы держать слово.

– Надо быть осмотрительнее, – сказал священник. – Право, стоит ли из-за этого умирать?

– Едва ли он решился бы убить меня прямо в вестибюле.

– Не поручусь за него. Я видел, как в этом вестибюле людей забивали до смерти.

Священник умел слушать, и Лилиан подумала: наверное, чтобы быть исповедником, требуется особый талант. Она открылась ему, как не открывалась никому, кроме Фриды, и даже рассказала про свой сон – что-то вроде похищения Эйхмана, о чем никогда не говорила.

– Похитить Эйхмана было куда сложнее, чем вам кажется. Скажем так: кое-кто отвел глаза, иначе ни такого успеха, ни такого шума на весь мир не было бы.

– Мне бы таких людей в помощь, – сказала Лилиан.

– Они услуги не оказывают, – сказал священник. – И печеньками их не купить.

– Но вообще-то купить можно? – спросила Лилиан и протянула пачку документов. Священник отступил, однако Лилиан руки не опустила. Священнику ее не остановить, если понадобится, она и через весь город протянет руку.

Священник взял бумаги, стал хлопать себя по карманам. Понимая, что он ищет очки, Лилиан протянула свои. Проверив очки, священник подвигал их взад-вперед по переносице своего идеального – треугольником – носа.

– Более или менее, – сказал священник. Скосил глаза, взял цепочку, что уздечкой висела у него под подбородком, и снял ее через голову. Прищелкнув языком, достал еще одну шоколадку. Развернул обертку, разломил конфету и предложил половинку Лилиан.

Лилиан приняла дар.

– Это ваше лекарство от всех невзгод?

– В данном случае я вряд ли смогу помочь как-то еще. – Он облизнул большой палец. – Я капеллан в католической армии. Я верой и правдой служу и Господу, и нашей стране. Даже если считать, что Бог – на первом месте, боюсь, на вашего Бога мои полномочия не распространяются.

– Какая разница, если речь идет о спасении сына?

– На этом свете – да. Но я по большей части занимаюсь спасением людей для жизни на том свете.

– Сын нужен мне сейчас, здесь. Спасите моего сына на этом свете, и его душа – ваша.

– Хотел бы я вам помочь, – вздохнул он. – Но увы!

Лилиан ему не поверила.

– Тогда с какой стати вы вообще со мной заговорили? Я за эти недели поняла: добрые самаритяне из воздуха не берутся. Священник вы или нет – для вас тут должна быть какая-то выгода.

– Это очень циничный взгляд на нашу систему. На вас бы форму надеть. В армии вы будете на месте.

– Мне нужно только одно, – сказала она. – Не знаю, что вами движет: вина, Господь, грязные деньги – но все это я унесу с собой в могилу, если вы вытащите из могилы моего сына.

– Я и правда не могу вам помочь, – сказал он. И, передавая Лилиан ее очки, добавил: – Да и не должен.

Кадиш шел через парк к реке. Не будучи большим любителем природы, Кадиш, глядя на деревья, тем не менее вспомнил, что в этом мире есть и деревья, и, проходя по дороге к авеню Костанера по набережной, полюбовался могучей рекой, и не мог не признать, что она – несмотря на пролетавшие мимо машины – великолепна. Кадиш потер руки. Было еще довольно холодно.

Шагая вдоль реки, Кадиш отметил, что ему она кажется океаном. Эту мысль в далеком детстве заронил в него Талмуд Гарри. Гарри говорил: «Возьми все библейские реки и озера, вылей всю их воду в нашу Рио-де-ла-Плата – и знаешь, что будет? Для нее это – что капля в море. Вот и скажи мне, малыш Познань, если сам Господь не боится, что Его легендарные моря на поверку выглядят лужами, почему Аргентина должна называть настоящее море рекой?» Ответа у Кадиша, разумеется, не было. «Спесь, – заявлял Талмуд Гарри. – Гордыня и спесь – отсюда и обман». И теперь, почти полвека спустя, Кадиш частенько вспоминал эти слова. Кому нужен самый маленький на планете океан, когда есть река, которая вгоняет человека в трепет?

На дороге стали попадаться рыбаки, из аэропорта по соседству взлетали в небо самолеты, оставляя за собой конденсационный след. Кадиша удивляло, что рыбаки даже не поднимали глаз, когда над ними с грохотом пролетали реактивные самолеты. Просто поразительно, как человек привыкает ко всему.

К Кадишу подрулила женщина с коляской, из которой торчали одеяла, и объяснила, хотя ее никто не спрашивал: «Иначе не спит, хоть плачь». – Кадиш понимающе кивнул и пошел дальше, пока не показался клуб рыбака – клуб словно парил над водой на подушке из тумана. Солнце еще не взошло, пирс скрывался где-то внизу, и казалось, что входишь в сказку. Казалось, это из тех мест, куда можно попасть, если спрашивать у незнакомцев путь в незнаемое.

Когда Кадиш подошел поближе, туман уже рассеялся, ветер стих и показался пирс – он простирался в глубь реки, примерно на полкилометра. Клуб сидел на пирсе будто пригвожденный. Он был шире пирса и выступал за него с обеих сторон. Клуб был построен поверх пирса, метрах в пятидесяти от берега – солидное деревянное сооружение с высокими куполами и множеством декоративных деталей. На фоне сугубо функционального пирса с его балками и сваями клуб, словно оседлавший пирс, выглядел еще красивее.

Рыбу перед клубом никто не удил. Но позади него там-сям виднелись удочки. Проходя через клуб, Кадиш старался выглядеть деловито, но это оказалось непросто: ни удочки, ни прочего рыбацкого снаряжения у него не было. И на рыбака Кадиш, хотя после ночи под скамьей в синагоге Благоволения вид у него был помятый, никак не походил: рыбаки поутру выглядят иначе. Один мужчина, а потом и другой спросили, кого он ищет. Он никого не назвал, пробурчал «сейчас вернусь» и указал на выход, куда и направился. Мужчины посторонились.

Доктор сказал Кадишу, что этот человек будет его ждать и узнает по описанию. Того человека доктор обрисовал так: потолще вас, но не такой коротышка, а лицом – вылитый бульдог. Наверняка, подумал Кадиш, доктор и его обрисовал ничуть не более лестно. Кадиш стал искать глазами крепыша-бульдога, но тут такими были почти все, включая самого Кадиша.