Отис отыскал этот образ в своей памяти и ответил:

– Да.

– Теперь внимательно посмотри на сам сгусток и на поврежденный участок. Сделай глубокий вдох и пошли в эту область луч золотого света. Пошли ему свою исцеляющую силу. Удали тромб. Представь себе, что клетки регенерируют, образуя новую, прочную артерию.

Отис сделал, как было велено, а Джоан продолжала помогать ему визуализировать. У него, безусловно, были сомнения, но непоколебимая вера любимой женщины оказалась заразительна.

Через несколько минут она переключила его внимание:

– А теперь, Отис, давай сосредоточимся на твоих вкусовых ощущениях. Твоя теменная доля расположена прямо под черепом на макушке. Обрати на это внимание. Представь себе нейроны, которые обрабатывают ароматы. Попытайся вспомнить, каково это было на вкус. Разбуди этих малышей. Стимулируй нейроны к совместной работе. Верни свои прекрасные вкусовые рецепторы. Вспомни свое любимое вино. Каково оно на вкус? Будь конкретен. Какое вино? В каком году? Где ты был? Попробуй его мысленно, и твое тело последует за тобой. Ты должен делать это каждый день, Отис. И с каждым днем тебе будет становиться все лучше и лучше. Практика ведет к совершенству.

– А теперь, – сказала она, – давай посетим твою лобную долю, отвечающую за обоняние. Прямо за твоим лбом. Отправляйся туда. Представь себе эти крошечные нейроны. Найди те, которые больше не разговаривают друг с другом, которые повреждены. Разожги их. Неважно, что прямо сейчас они не могут чувствовать запахи через твой нос. Дай им ароматы через свое воображение. Напомни им об опыте обработки одорантов.

Она положила руку ему на колено.

– Повтори про себя три раза: нейроны, которые работают вместе, всегда связаны между собой. Никогда не забывай эти слова. Пусть нейроны сработают. Дай им свои любимые запахи, бургундское или даже бекон, если хочешь. Все, что может их взволновать. Ты должен делать это каждый день. Каждый день. И верить каждой клеточкой своего тела.

Потом они сидели молча. Закончив сеанс, она подошла к Отису, обняла его за шею и поцеловала в лоб, щеки и губы.

Он поблагодарил и поинтересовался:

– Откуда ты все это знаешь?

– У тебя есть вино. Твои животные. Твоя ферма. А это то, что делаю я. Верю в силу любви и силу человеческого духа. Знаю, что нет лучшего проводника для исцеления, чем вера. Я столько раз видела это в действии. Как великие страдальцы мира возвращаются к жизни. Мы можем сделать все, что задумаем. Это самая прекрасная составляющая бытия.

– А ты самая удивительная женщина, какую я когда-либо встречал.

– И я тебя люблю, Отис Тилл, – улыбнулась Джоан.

Он поцеловал ее и проговорил:

– Мне нужно рассказать тебе кое-что о завещании Морган. Она оставила мне все. Ничего удивительного. Я – единственный, кто у нее остался. Но было одно условие. Она написала мне письмо с просьбой развеять ее прах в нескольких местах по всему миру.

– Мне нравится эта идея. Почему ты мне не сказал?

Отис внимательно посмотрел на Джоан.

– Наверное, моя голова была занята другим.

– Куда она хочет, чтобы ты поехал?

– Десять мест. – Он рассказал ей подробности письма. – И я должен предоставить фотографию из каждого с местной газетой с текущей датой.

– Ты должен это сделать.

– Думаю, что хочу этого. И знаешь почему? Потому что она сказала, что я могу взять кого-нибудь с собой. Она оставила достаточно денег для первоклассной поездки. Я подумал, может, ты пойдешь со мной?

Брукс, Чарльз и Шей играли в H.O.R.S.E.[89] на подъездной дорожке. Лучи заходящего солнца проникали сквозь деревья на тротуар и баскетбольный щит. Шей, с фиолетовой повязкой на голове, обучал их, как легко забивать трехочковые, и профессиональному дриблингу к корзине. Он рассказывал, что провел много времени, играя в уличный баскетбол, и тем не менее Брукс не ожидал от «Тетушки Джемаймы» такой грации. Регулярная игра в сквош поддерживала Чарльза в отличной форме, он был достаточно проворен для своего возраста. У него не было проблем с подбрасыванием победителей.

Эбби свернула на подъездную дорожку, и Брукс пошел к ней, чтобы поздороваться. Она вяло ответила на его поцелуй.

– Ты можешь запрыгнуть внутрь? Мне нужно тебе кое-что сказать.

Он посмотрел на ее хмурое лицо, и его сердце упало, потому что ему было больно видеть, что ей плохо. Вот что такое любовь, понял он. Когда она важнее тебя самого.

Брукс обернулся к Чарльзу и Шею.

– Сейчас вернусь.

Когда она выехала на Демосс-роуд, ее молчание стало угнетать, напряжение повисло в воздухе. Он почувствовал, как его дженга начала наклоняться.

Она свернула на обочину дороги у реки в районе пляжа Маргаритавилл, название которого совершенно не соответствовало действительности. Это место представляло собой не что иное, как небольшую парковку со столом для пикника и поляной, которая вела к реке Якима. Большая раскрашенная вывеска гласила: «Margaritaville Beach» с пальмами вместо буквы «i». Ирония заключалась в том, что именно здесь вы не могли бы быть дальше от места достаточно тропического, чтобы считаться таковым. Классический штрих родео-кантри Восточного Вашингтона.

Она припарковалась и вышла.

– Пойдем за стол.

Они сели, и Брукс внимательно посмотрел ей в лицо. Она выглядела беспомощной, как за́мок, подвергшийся нападению. Страх скрутил его еще сильнее.

Эбби несколько раз открывала рот, но не могла произнести ни слова. Наконец она покачала головой и выпалила:

– Я тебе изменила.

Он физически ощутил удар под дых. Напряжение в костях, казалось, парализовало его.

– Это было не так давно. И я, наверное, не сказала бы тебе.

Короткий, неглубокий вдох:

– Почему же говоришь?

– Потому что ты все равно узнаешь.

«Кто это мог быть? – лихорадочно соображал он. – Джейк? Пак? Нет, не может быть. Они бы так с ним не поступили. Шей?»

– С женщиной, – сказала она. – Но, думаю, это не столь важно.

Еще шок! Брукс был поражен.

– Ты ее знаешь.

По правде говоря, боль немного утихла, когда она призналась, что была с женщиной, но тот факт, что они знакомы, вновь усилил ее и добавил страха.

– Кто же это? – Он не хотел спрашивать, даже не мог предположить, о ком идет речь, но он должен был знать.

Эбби поскребла потертую деревянную столешницу, ее подбородок и шея словно окаменели.