– Машину не покидай, жди меня здесь!

Боря вытянул из-под сиденья короткоствольный десантный автомат, от которого запахло боевым металлом и масляной смазкой:

– Может, возьмете, Вячеслав Юрьевич? В портфель, он как раз в «дипломат» входит.

– Не надо.

Около «Макдональдса» было полно людей. «И чего толпятся? – Белозерцев неприязненно посмотрел на колготящуюся очередь, увернулся от крепкоскулого грудастого паренька, прокладывающего себе дорогу с выставленными в боксерской позе кулаками, не очень удачно обошел бомжа, от которого воняло калом – притерся к нему боком и наверняка подхватил пару вшей, но Белозерцеву было не до огорчений. – И чего хорошего находят люди в этой третьеразрядной забегаловке? То, что она американская?»

Брезгливо обошел кучу свежего лошадиного помета, наваленного прямо на тротуар – на конях гарцевала муниципальная милиция, это их след, пахнущий «сельским хозяйством» из-под хвоста, – в общем-то, это обычный сортирный аромат, который отбивает всякую охоту к умиленным вскрикам и целованию лошадок, до чего очень уж охочими стали разные мокрицы из «новых русских». Белозерцев прибавил шагу. Время поджимало.

Почти бегом спустился в шумный переход, забитый продавцами газет и всякими кумушками, торгующими носками, сосисками, кефиром, бюстгалтерами, губной помадой, воблой, прочим товаром, протиснулся сквозь толпу и словно бы свежего воздуха глотнул, когда снова очутился на поверхности. Открыл по-рыбьи рот – он задыхался, ему не хватало кислорода.

Правы японцы, которые в центре перенаселенного Токио ставят автоматы с кислородом – сунул в щель автомата монетку в сто йен, глотнул «свежанинки» и, взбодренный, помчался дальше – и сердце уже, глядишь, не так загнанно бьется, и в ушах звон угас, и пота на физиономии поубавилось. Неплохо бы и в Москве установить такие автоматы. Как колонки бензозаправки. А что, надо подумать. В будущем этот бизнес очень прибыльным может оказаться.

Цепко, быстро, стараясь схватить все сразу, Белозерцев глянул влево, глянул вправо – не видать ли откормленных парней с бугристыми, коротко остриженными затылками – Костиковых похитителей? Белозерцев считал, что они должны быть именно такими – амбалами с короткой стрижкой, их можно засечь издали, да и форму эти ребята обычно носят приметную, как муниципальная милиция: шелковые спортивные штаны, украшенные цветными прямоугольными нашлепками, яркие футболки, кожаные куртки, как пилоты Второй мировой войны, и фальшивые «адидасы» – белые кроссовки… Нет, парней этих не было видно. Ни слева, ни справа. И сзади тоже не было видно – никто не подпирал его из галдящего подземного тоннеля, никто не дышал водкой в затылок.

Белозерцев сморщился, у него заныло сердце: неужели обманули либо что-то произошло с Костиком? Костика могли пришибить рукояткой пистолета, просто кулаком, удавить в назидание Белозерцеву. За то, что он, например, позвонил в милицию. Такая история произошла в Грузии: там удавленного ребенка сбросили из проезжающей машины прямо под ноги родителям, которые понадеялись на помощь милиции, – или что там в Грузии ныне есть вместо милиции? – полиция? – а полиция оказалась бессильной. С Костиком могли сделать что-нибудь еще. Ноги у Белозерцева ослабли, стали ватными, согнулись в коленях, поступь превратилась в старческую.

Оставалось одно – ждать. Пять минут ждать, десять, пятнадцать, тридцать минут… сколько нужно, столько и ждать.

Он подошел к стеклянной двери метро, заглянул через стекло внутрь. Около пункта обмена валюты стояли три девчонки – очень разные и одновременно очень похожие друг на друга. Белозерцев не сразу понял, что это путаны. «Прости меня, Господи», как в старину звали проституток. Все трое повернулись к Белозерцеву, внимательно оглядели его и приветливо улыбнулись. Улыбка их была общей, дежурной, словно бы одна на всех, зубы безукоризненными, хотя и испачканными губной помадой. Около аптечного киоска, расположенного напротив обменного пункта, стоял темнолицый, арабского типа человек в толстом, с ватными плечами; пиджаке – сутенер. Белозерцев сплюнул под ноги и отвернулся: противно было смотреть на его смуглую сладковатую физиономию.

Сутенер покосился на Белозерцева и тоже отвернулся с презрительным выражением лица: не клиент. Клиентов он чувствовал нюхом, носом-шнобелем, корнями волос, мигом определял, на какую сумму – в долларах – одет человек и что водится у него в бумажнике. Отогнув рукав, Белозерцев глянул на свой титановый «роллекс» – прошло уже пять минут, а от похитителей – ни привета, ни ответа. Они что, прощупывают его, изучают, один он пришел или в сопровождении группы милиционеров? Огляделся, стараясь не пропускать ни одного человека, и не обнаружил никого, кто мог бы пасти его. Да и вряд ли генерал Зверев будет пускать по следам Белозерцева своих людей – он уже расписался в собственной слабости, в бессилии милиции. Если только после драки решил пару раз взмахнуть кулаками?

К человеку с арабским лицом подошли двое, в одинаковых зеленых пиджаках и черных брюках, с бритыми складчатыми затылками – Белозерцев вначале подумал, что это и есть похитители, но потом понял – провинциальные миллиардеры, привыкшие есть черную икру не ложками – поварешками, зачерпывать ее из таза стеклянными поллитровыми банками и «культурственно» стряхивать в рот – очень уж отъевшиеся это были ребята. Оба сунули арабу задаток – Белозерцев успел засечь долларовые бумажки, – один выбрал белесую длинноволосую девицу, другой – крашеную шатенку. Обе девушки были одинаково тонконоги, на вихляющихся каблуках, с яркими ртами и рано развитой грудью.

«Десятиклассницы, – невольно отметил Белозерцев. – Таким еще в школе арифметику с родной речью зубрить надо, учиться правописанию, а они… Ну чего они подкладываются под прыщавых провинциалов?»

Качки-провинциалы были низшим слоем «нью рашенз», различимым невооруженным глазом. Несмотря на свои миллиарды. Высший слой не будет одеваться, как этот: ребята наряжены в одинаково дорогие безвкусные костюмы, которые можно купить в любом магазине от ЦУМа до «Весны» – столичные пижоны от них уже давно воротят нос, а у многочисленных боевиков, охранников и рэкетиров есть своя форма.

Он надавил себе пальцами на кадык, словно бы хотел перекрыть дыхание – вторично показалось, что его обманули. Костика убили, а его обманули. Он ощутил, как у него сами по себе, произвольно, затряслись губы, Белозерцев сморгнул слезу с глаз – пробила такая острая обида, что хоть со светом белым прощайся: он кругом обойден, он везде остался в проигрыше.

За Белозерцевым в этот миг наблюдали примерно пять пар глаз: милицейская группа во главе с майором Родиным, тройка чекистов, которыми руководил плечистый, с жестким лицом и седыми висками человек, назвавшийся Никитиным, но Никитин из него был, как из Родина Джавахарлал Неру, – Никитин был чистокровным азиатом, узбеком либо казахом. Наблюдал и Деверь, вместе с Клопом приехавший на свидание.

Свой обновленный «жигуль» популярного цвета «коррида» они поставили у старого здания «Известий», ближе к кинотеатру «Россия». Клоп восхищенно потыкал машину ботинком в колесо, произнес громко:

– А! Ни одна зараза в мире ведь не узнает, что этот аппарат утром побывал в деле.