— Ты и правда все еще любишь его?

— Конечно! Он — мой брат. Человек, к которому я крепко привязался. Тот, с кем всегда было здорово проводить время. Терренс понимал меня как никто другой и знал, как помочь мне словом или делом. Все его советы были очень полезными, и я не мог не прислушаться к ним.

— Значит, то, что ты защищал его, не было чем-то вроде ситуации «беда объединяет людей»?

— Нет, это было мое желание. Это мой долг — помогать ему и защищать. Несмотря на то, что между нами произошло, я всегда буду любить, уважать и считать его одним из самых близких себе людей.

— А ты правда жалеешь, что наговорил ему в тот раз?

— Безумно сильно… — Эдвард нервно сглатывает. — Я ненавидел себя за то, что опустился до такого еще в тот день. Ведь я совсем не хотел ругаться с Терренсом и никогда даже не думал о нем ничего плохого. Знаю, это похоже на оправдание, но я не знаю, о чем думал, когда наговорил ему такого. А потом еще и драться полез… Ох, черт… Как вспомню — так удавиться со стыда хочется…

— И я отчасти виновата в этом, — с грустью во взгляде говорит Наталия. — Вы поругались из-за меня.

— Я ни в чем тебя не виню. Но вынужден признать, что наша с тобой ссора действительно вывела меня из себя. Я был так зол, что совсем отключил мозги и не думал, что делаю и говорю. И… Я не могу быть уверенным, что смог бы успокоиться, если бы кто-то остановил меня гораздо раньше.

— Знаю… Ведь до моего прихода в дом Терренса и Ракель ты был спокойным. Мое присутствие резко привело тебя в бешенство. Когда я там появилась, ты мгновенно изменился, хотя и старался не выдавать себя. До тех пор, пока эти двое не оставили нас одних на свой страх и риск.

— Нет-нет, меня раззадорила вовсе не твое присутствие, — качает головой Эдвард. — Да, я чувствовал себя жутко неловко, когда ты сидела напротив меня. Но я пришел в бешенство именно после нашей ссоры. Подумал о якобы твоем предательстве и перестал контролировать себя. И со злости мог бы разнести весь дом брата и его невесты и навлечь на себя еще больший гнев.

— После расставания мы ругались всего два или три раза. Хотя мне показалось, что мы собачились едва ли не несколько лет на каждой встрече… Это жутко злило и выматывало одновременно…

— Я мог успокоиться лишь тогда, когда я уходил в сторону и переводил дыхание. А чтобы окончательно прийти в себя, мне вообще нельзя было видеть тебя и даже думать о чем-то, что с тобой связано. И я жутко злился именно на тебя. Проклинал, ненавидел, называл как только можно… Ох… Короче перебрал все негативные эмоции. Я едва сдерживался, когда кто-то просто произносил твое имя. Так хотелось взять что-то тяжелое и треснуть этого человека по голове, лишь бы он заткнулся.

— И мне очень жаль, что я так вывела тебя из себя. Ты всегда казался спокойным уравновешенным человеком, а я превратила тебя в монстра, который крушил все на своем пути.

— Просто я должен был быть менее доверчивым и достаточно умным для того, чтобы проверить информацию. — Эдвард снова замолкает на несколько секунд и гладит Наталию по голове, которая лежит у него на плече. — Все было бы иначе, если бы не моя тупость.

— Я не могу кого-то винить. Не могу винить тебя и кого-либо еще в том, что довела все до такого состояния. Не могла избавиться от ужасных мыслей и держала их в себе.

— Кстати, когда ты пришла в дом Терренса в тот день, то я, честно говоря, ужаснулся, — низким голосом признается Эдвард. — Ибо ты изменилась в худшую сторону с момента с последней нашей встречи. Выглядела так, будто была в затяжной депрессии, из которой тебя уже невозможно было вытащить.

— Все так и было, — тихо вздыхает Наталия. — Однако Терренсу и Ракель удалось буквально спасти меня. Они вытащили из этой депрессии и помогли набраться смелости рассказать то, что меня беспокоило.

— Неужели ты сделала это из-за меня? — с грустью во взгляде интересуется Эдвард.

— Не совсем, — низким, тихим голосом отрицает Наталия. — Я сделала это из-за того, что со мной произошло, и чем это обернулось в дальнейшем. Э-э-э… Я имею в виду… Попытку изнасилования и… Наше с тобой расставание…

— Послушай, я прекрасно понимаю, что тебе было страшно и отчасти стыдно. Но нельзя же было доводить себя до такого состояния. Ты ведь знаешь, что если держать все в себе, то это не приведет ни к чему хорошему.

— Я знаю…

— Посмотри, до чего довел себя Питер. Он захотел умереть из-за проблем, о которых никому не говорил. Это — один из примеров того, как важно открывать кому-то свою душу.

— Ты знаешь, что я просто жутко испугалась того типа.

— А если бы ты однажды решилась бы спрыгнуть с крыши? Какую боль ты бы всем причинила!

— Я почти что сделала это… Хотя я вроде говорила это перед тем, как меня похитили люди твоего дяди. Сказала, что хотела поговорить с Терренсом и Ракель и затем найти способ уйти из жизни.

— Да, припоминаю… — задумчиво произносит Эдвард.

— Ну вот… Если бы не эти двое, то вряд ли я сейчас осталась в живых.

— То есть, подожди… — Эдвард резко переводит полный ужаса взгляд на Наталию. — Ты действительно хотела умереть в тот день?

— Я всерьез задумывалась об этом, — неуверенно отвечает Наталия. — А после нашей с собой ссоры захотела этого еще больше.

— Нет-нет, не пугай меня так, — ужасается Эдвард. — Прошу тебя…

— Это правда, Эдвард. И скажу тебе больше: я начала готовиться к смерти задолго до того дня…

— Что? В каком смысле?

— Не бойся, я не резала себя, как Питер. Просто перестала нормально питаться. Почти ничего не пила и не ела…

— Надо же… — качает головой Эдвард. — Значит, получается, что ты еще и головку устроила?

— Можно и так сказать.

— Господи, Наталия, ты что совсем что ли с ума сошла? — недоумевает Эдвард, уставив широко распахнутые глаза на Наталию. — Ты хоть понимаешь, что могла умереть от голода?

— Да я и так едва ползала от жуткой слабости и страдала от болей в желудке. А в тот день, когда я была в доме твоего брата, все наслоилось друг на друга, и… Мне стало плохо.

— Тебе стало