Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да. Сначала устроила Ракель и Терренсу бесконтрольную истерику похуже той, что ты видел в день нашего расставания, и порывалась сбежать от них, чтобы умереть. Вопила, как пациентка психбольницы… Надавала им кучу пощечин. А стоило мне немного успокоиться, как я и упала в обморок у них на глазах.
— Надо же… — тихо произносит Эдвард, слегка побледнев от ужаса и чувствуя, как сердце неприятно сжимается. — Не могу поверить…
— Мне до сих пор стыдно перед Ракель и Терренсом за то, что им пришлось видеть все это, успокаивать и приводить меня в чувство. — Наталия тяжело вздыхает и смотрит вниз. — И хорошо, что не особо помню, что тогда делала. А иначе сгорала бы от стыда каждый раз при встрече с ними.
— Ты не помнишь?
— Так… Помню, что говорила про желание умереть и кричала о ненависти к тебе… А остальное почти совсем не помню. Говорю то, что мне рассказали Терренс и Ракель, когда я уже успокоилась и пришла в себя. Они тогда выглядели такими ошарашенными, что пришлось поверить, будто я и правда вела себя как психованная дура.
Несколько секунд Эдвард ничего не говорит, а лишь ошарашенными глазами смотрит на Наталию, которая по-прежнему прижимается к нему и держит голову у него на плече.
— Черт возьми, я не думал, что все будет настолько сложно, — задумчиво говорит Эдвард. — Не знал, что все дошло до такого…
— Вот и следует вывод, что ты прав: нельзя молчать о том, что с тобой происходит, и переживать это в одиночку, — спокойно отвечает Наталия.
— Слушай… Я бы понял, если бы ты была безразлична ко всему и целыми днями плакала в подушку. Но устраивать голодовки и потом падать в обмороки — это, извини меня, глупо.
— Я все понимала, но ничего не могла поделать. Я… Не чувствовала голода. Совсем. Мне с трудом удавалось проглотить небольшой сэндвич и выпить хотя бы половину стакана воды.
— И что никто даже не пытался накормить тебя? Кто-то был обязан заставить тебя есть!
— А я никому и не говорила, что голодаю. Может, девочки, и подозревали что-то неладное, но я старалась не показывать этого и при них съедала хотя бы немного. А если что-то спрашивали, то сваливала все на диету или желание похудеть.
— Вряд ли бы они поверили, ибо тебе не нужно худеть. Ты и так худая как тростинка, а скинув еще несколько килограмм, вообще превратилась бы в анорексичку.
— Думаю, несколько дней назад я как раз была близка к этому, потому что достаточно много потеряла в весе.
— Я помню. И отметил, что та одежда болталась на тебе, как будто была велика.
— Но сейчас я вернулась к своему нормальному весу и почувствовала себя намного лучше. Некоторые улучшения я заметила еще тогда, когда Терренс и Ракель узнали о попытке изнасилования.
— Охотно верю тебе. Ведь когда мы встретились незадолго перед твоим похищением, то ты выглядела гораздо лучше. Сравнивая то, что я увидел в день нашей ссоры и в день твоего похищения, разница колоссальная.
— Может быть… — улыбается уголками рта Наталия.
На несколько секунд в воздухе воцаряется пауза, во время которой Эдвард гладит Наталию по голове, приобнимает ее за плечи, утыкается носом в ее макушку и целует ее, чувствуя приятный аромат, что исходит от ее мягких белокурых волос. Девушка какое-то время наслаждается этим, а затем медленно отрывает голову от плеча мужчины и переводит на него свой взгляд со словами:
— Кстати, а почему тогда ты решил сам подойти ко мне и поговорить? Ты ведь понимал, что мы могли разругаться и поубивать друг друга!
— Была причина, — немного неуверенно отвечает Эдвард. — Просто в тот день я встретил Ракель и решил поговорить с ней о тебе. Хотел понять, почему все начали намекать мне на то, что в истории с фотографиями не все так просто. Она не стала ничего говорить, но сказала, что я должен расспросить тебя.
— Ах вот оно что… — кивает Наталия. — Значит, ты не сам захотел поговорить об этом…
— Нет-нет, вовсе нет! Я действительно хотел поговорить с тобой. Особенно после того, как сразу несколько человек спросили меня, что ты сказала в свое оправдание, увидев те фотографии. И Ракель, кстати, была одной из них… Дядя Майкл тоже давал намеки, которые я не замечал.
— Хотел поговорить, даже несмотря на обиду?
— Да. Хотя понимал, что это будет непросто.
— Ну а почему же ты не захотел поговорить раньше?
— Э-э-э… — задумчиво произносит Эдвард и тихо усмехается. — Если учесть, как «любезно» ты встретила меня, когда я окликнул тебя, то мне было страшно подходить ко тебе.
— Да, как будто ты был со мной дружелюбен! Начинал оскорблять и унижать сразу же, как только видел меня в метре от себя.
— Я просто был оскорблен из-за мысли, что ты предала меня. Тогда я и подумать не мог, что все совсем иначе. Можно сказать, окружающие меня люди заставили проснуться хотя бы на время и понять, что здесь что-то не так.
— Ну знаешь, я тоже не была настроена на мирное сосуществование с тобой после того, что ты мне сделал. Хотя в глубине души понимала, что не должна была злиться, потому что сама все испортила.
— Ты ни разу не показала этого и была агрессивной.
— Не хотела показывать слабость. Боялась рассказывать правду из-за угроз того типа. Вот и приходилось прикрываться крутизной, грубить, оскорблять, унижать…
— И из-за этого ты еще и нервно смеялась?
Наталия молча кивает в знак согласия.
— Знаешь, а я подозревал, что ты старалась сдержать свои эмоции, — задумчиво признается Эдвард. — Ты как будто боялась показать их. О чем тебя ни спроси, ты всегда отвечала очень уклончиво. Даже если это был вопрос не о твоей несуществующей измене.
— Ну а ты любым способом хотел убедить окружающих, что у нас все хорошо. И эту миссию мы с треском провалили. Точнее, не особо и пытались строить из себя счастливых.
— Да, не отрицаю.
— А почему ты сказал, что мы должны говорить всем, что у нас все хорошо? Почему не хотел говорить всем о нашем расставании? Не проще ли было рассказать всю правду, вместо того чтобы устраивать шоу, из-за которого все стало хуже? Неужели ты хотел проучить меня или что-то доказать?
— Нет-нет, ни в коем случае! — резко мотает головой Эдвард. — Я сделал это, потому что думал, что мне будет проще как-то защитить тебя от дяди, если он вдруг захотел бы поквитаться с тобой. Несмотря на обиду, я не хотел, чтобы ты