в небеси / обедать. <…> 0 златоустом блатаре / рыдай, Россия! / Какое время на дворе — / таков мессия».

По его словам, Высоцкому юти стихи нравились. Он показал их отцу. Когда русалка [Марина Влади] прилетала, он просил меня читать ей их. Стихи эти долго не печатали. После того как “Высоцкий” было заменено на “Владимир Семенов”, они вышли в “Дружбе народов”[3260], но, конечно, цензура сняла строфу о “мессии”. Как Володя радовался публикации!..

На десятилетии Таганки, “червонце”, он спел мне в ответ со сцены: “От наших лиц остался профиль детский, / Но первенец не сбит, как птица, влет. / Привет тебе, Андрей, Андрей Андреич Вознесенский. / И пусть второго Бог тебе пошлет…”»[3261].

В этой строфе обыгрываются название запрещенного спектакля «Берегите ваши лица» (по произведениям Вознесенского) и первая строфа «Песни акына» (1971), исполнявшейся Высоцкий в спектакле «Антимиры» и на своих концертах: «.. Вознесенский — благо живой поэт — приносит иногда нам новые стихи, и мы их вставляем в наш спектакль. И вот не так давно он принес стихи, написанные специально для меня. Они называются “Песня акына, или Пошли мне, Господь, второго”. Я написал на них музыку и исполняю их в спектакле. Некоторые думают, что это моя песня — нет, просто там разговор… От имени поэта всё сказано. Поэтому это мог бы написать — ну, конечно, не так, как Вознесенский, по-другому — любой человек, который занимается поэзией»[3262]; «В последнее время мы обновили спектакль “Антимиры”, и Андрей Вознесенский специально для меня принес — ну, я не знаю, специально для меня ли написал — эти стихи, не думаю, что точно для меня, но иногда кажется, что это даже я написал. Так уж получилось, что есть стихи и гитарный ритм, который я даю. Называется это “Песня акына”»[3263]; «Вот не так давно — года полтора тому назад — он принес несколько новых стихотворений и сказал: “Володя, я специально для тебя написал вот эти стихи. Положи их на музыку и исполни их в спектакле”. Сейчас я вам покажу одно из таких стихотворений. Называется оно “Песня акына”»[3264].

В день, когда Высоцкого не стало, Вознесенский написал ему другое стихотворное посвящение — «Не называйте его бардом. / Он был поэтом по природе». Однако тут же следом допустил большую бестактность: «Меньшого потеряли брата — / Всенародного Володю». В общем, получилось почти по Есенину: «И зверьё, как братьев наших меньших, / Никогда не бил по голове». И так же Вознесенский относился к нему при жизни. Как говорила Нина Максимовна Высоцкая журналисту Феликсу Медведеву, «Володя мечтал о книге и страшно переживал, что его друзья — известные поэты — считали его как бы младшим братом “по цеху” и, как ему казалось, снисходительно относились к его творчеству»[3265]. Об этом же вспоминает композитор Александр Зацепин: «Рассказывали, как однажды с группой известных поэтов куда-то поехал и Володя Высоцкий. И кто-то из мэтров сказал в интервью, мол, едем мы, поэты, и наш меньший (или младший, не помню) брат Высоцкий. Володю это сильно обидело: в писательских кругах его не считали поэтом. А кто же тогда поэт?»[3266]. Да и режиссер Лесь Танюк на следующий день после смерти Высоцкого, 26 июля 6980 года, записал в своем дневнике: «Может, я ошибаюсь, но он был обижен на Вознесенского и Евтушенко. Не говорил об этом, но чувствовалось, что между ними — тень»[3267].

Впрочем, по воспоминаниям Леонида Жуховицкого, «сам Высоцкий воспринимал себя так же, меньшим. Помню, как он смотрел на Андрея — с восхищением, снизу вверх»[3268]. И на своих концертах говорил о нем исключительно положительные вещи: «Вот, например, Андрей Вознесенский, он выходит и сразу говорит: “Я — Гойя!”, а это была такая поэтория в консерватории: два хора, два оркестра. Зыкина пела, Андрей читал, а он пригласил друзей. И вот один маститый писатель, хороший очень, прекрасный человек, но они как-то пропустили начало и пересидели с Валерой Золотухиным в буфете, и когда вошли, он говорил: “Я — Гойя!”. Знаете, как Андрей… задиристый: “Я — Гойя!”. А он с таким ужасом вошел, этот писатель, и говорит: “Кто он?”. А Золотухин ему так же говорит: “Он говорит, что он — Гойя”. Он опять так по бороде по[гладил], говорит: “Кто?”. — “Гойя”. — “Ну, нахал!”. И ушел. Ну, он [Вознесенский] пытался сказать, что поэт — с такой же окровавленной душой, что он так же видит мир, как Гойя. Ну, это всё понятно. Это есть такой поэтический прием»[3269] [3270] [3271].

А вышеупомянутое посвящение «Не называйте его бардом…» цензура встретила в штыки: «Ведь даже над гробом, даже друзья называли его бардом, не понимая, что он был великим поэтом. Стихи эти я отдал в журнал “Юность”. Но уже из верстки журнала их сняла цензура, сломав и задержав номер. Цензоры не могли перенести того, что подзаборного певца называют поэтом, да еще “всенародным Володей”. А ведь для них Всенародный Володя был один, который лежал в Мавзолее. Думал я, что делать, и решил пойти в “Комсомолку”. Тогдашний ее главный редактор, назовем его В.!68, любил стихи и предложил мне следующую лихую аферу.

Тогда еще газета выходила по воскресеньям, номер делали в субботу, и цензура в ней была минимальная. Подписывал рядовой цензор. В. предложил мне поставить стихи в воскресный номер, мол, все начальство пьет на даче и ничего сделать не успеет, потом, правда, утром прочитает и придет в ярость, но к вечеру опять напьется и в понедельник ничего помнить не будет.

“Может, они сами пьют под Высоцкого”, - усмехнулся В.

Так по плану все и вышло. Только в понедельник секретарь ЦК по идеологии позвонил в газету и орал по вертушке. И в итоге В. был снят. Так и после смерти поэт остался возмутителем»^9.

Впрочем, стихотворение Вознесенского все же было опубликовано, но лишь через два с половиной месяца спустя и без последней строфы: «Еще остался от Высоцкого / Судьбы неукротимой статус / И эхо страшного вопроса: / “А кто остался?”»[3272]. А еще через год с небольшим журнал «Дружба народов» опубликовал несколько стихов Высоцкого с предисловием Вознесенского[3273] [3274] [3275] [3276] [3277] [3278].

Позднее, в конце 80-х, он высоко оценит Высоцкого именно как