поэта, полемизируя, таким образом, со снисходительными оценками со стороны Евтушенко: «Понимаете, ведь даже некоторые приятели Володи считали, что его песни — это несерьезная поэзия, как бы годная для того только, чтобы отдыхать, скажем у костра. Но, смотрите, в его песнях стих очень крепок. Он идет от лучших образцов нашей отечественной поэзии XX века»1?2.

И неслучайно именно Вознесенского актеры Таганки попросили выступить в роли ведущего на вечере памяти Высоцкого во Дворце спорта «.Лужники» 24 января 1988 года. В своем вступительном слове он, в частности, сказал: «Говорят, годы застоя — это были годы позора, это были годы страшных вещей, были годы лжи. Но все-таки это были годы Высоцкого, было его противодействие этой лжи. Он выражал то, что народ думал, он никогда не лгал. И историки будущего, и мы тоже должны вникнуть в его тексты, в тысячи стихов, оставшихся от него, и понять нашу эпоху..»1?3.

***

Известно, как страстно Высоцкий хотел вступить в Союз писателей, что дало бы ему официальный статус и решило бы сразу массу проблем — например, с изданием сборника стихов, афишными концертами и оформлением поездок к Марине Влади.

По словам Георгия Вайнера (декабрь 2001): «У него была одна, но пламенная страсть. Стать членом Союза писателей СССР. Ничего особенного. Хотел быть признанным, равным среди равных. Но с какой стати его будут принимать в Союз писателей? Этот вопрос даже не обсуждался. — Нужны были книжки? — Ну да, а ни одной строчки не публиковали. Он же не сталинский был акын. И тогда Роберт Рождественский, который, как поэт, прекрасно понимал цену Высоцкому и, как хороший человек, всегда был готов к доброму поступку, предложил, чтобы десять наиболее видных поэтов страны обратились в секретариат Союза писателей СССР с письмом о том, что мы имеем дело с уникальным случаем, когда творчество реализовано не на бумаге. И чудовищность унижения была в том, что Высоцкий не смог собрать эти подписи. Часть тех людей до сих пор жива. Это сейчас выяснилось, как они его любили и почитали. А тогда на смех подняли — какой он, мол, поэт?»™.

Впрочем, сам Рождественский утверждал обратное: «Я сразу хочу сказать: кто-то пустил версию, что Высоцкий хотел вступить в Союз писателей, а его не приняли. Я не знаю автора этой версии, но этого не могло быть, потому что по существующему правилу в СП принимают только на основании уже выпущенного произведения»»75. Однако данная версия все же имела под собой основания, поскольку, как говорит журналист Владимир Надеин, члены Союза писателей «дважды зарубили Высоцкого на приеме — даже многомерная интрига братьев Вайнеров не сработала»™.

Белла Ахмадулина пыталась уговорить хорошо относившегося к ней члена правления Союза писателей СССР и Первого секретаря Московского отделения СП Михаила Луконина принять Высоцкого в Союз. Этот разговор Мессерера и Ахмадулиной с Лукониным состоялся 4 июля 1976 года: «В течение всего застолья мы говорили с Михаилом Кузьмичем, с Мишей, о судьбе Володи Высоцкого и о том, что необходимо принять его в писательскую организацию.

Белла вспоминала этот разговор: “Миша, может, можно как-то Высоцкому помочь — он беззащитный человек, как всегда актеры, подвластный режиссерам. Но в театре ему уже разрешают петь его песни со сцены. Это уже немало, значит, нет полного запрета на его творчество. Может быть, все-таки примешь его в Союз писателей?

— Только через мой труп!»[3279].

Биограф поэта Валерий Перевозчиков задается вопросом: «Но было ли заявление — “Прошу принять меня…”. Такого заявления не было и не могло быть, — с этим согласны все близкие друзья Высоцкого.

В. Янклович: “Да никогда он бы не написал такого заявления! Чтобы так унизиться — проситься самому?! Нет, Володя никогда не пошел бы на это”.

В. Туманов: “Заявления не было. Просто Володя думал, что поэты сами поднимут этот вопрос. Все так и осталось — разговорами… ”»1[3280].

Не знаю, как насчет близких друзей, но вдова писателя Юрия Трифонова — Ольга Трифонова — свидетельствует о том, что такое заявление было, и датируется оно, судя по всему, зимой-весной 1980-го: «Юра пережил смерть Высоцкого с огромной болью. Особенно его мучило чувство вины: начальники в Союзе писателей волынили с заявлением Владимира Семеновича о приеме в члены Союза. Юра, конечно, ходил в секретариат, просил ускорить, но… Вот это его и мучило: “Надо было кулаком по столу, ведь ему почему-то это было важно. А мы не добились, а мы снисходительно говорили: ‘Ну зачем вам это! Вы так знамениты и без этого членства’. А ведь стольких бездарностей напринимали, столько г…на!”. И зачем было ждать, когда попросит, вот он никого не заставлял ждать»»[3281]; «Помню, Владимир Семенович все хотел вступить в Союз писателей. Он очень этого хотел! И он давал это понять моему мужу. И Юра как-то раз ему ответил: “Володь, ну зачем вам? У вас и так мировая слава”. И Высоцкий как-то очень горько улыбнулся, свернул разговор и больше к этому не возвращался. А Юра на самом деле пытался что-то сделать — ходил в секретариат, говорил о Высоцком — просто не получилось. И все равно, после того как Владимира Семеновича не стало, корил себя: “Ну как я ему мог сказать: ‘Зачем вам?’. Раз просил — значит, нужно было!”»[3282].

Кстати, за год с небольшим до того, как Высоцкий написал свое заявление с просьбой о приеме в СП, Юрий Трифонов отказался дать свои произведения в альманах «Метрополь», испугавшись неприятностей со стороны властей: «Юрий Трифонов с самого начала отклонил предложение организаторов альманаха, аргументируя свое решение тем, что этот эксперимент может иметь негативные последствия для расширения писательских свобод в Советском Союзе»[3283]81.

Несколько иначе сказал об этом составитель «Метрополя» Виктор Ерофеев: «Юрий Трифонов объяснил это тем, что ему лучше бороться с цензурой своими книгами; Булат Окуджава — что он единственный среди нас член партии»[3284].

Другой автор «Метрополя» — Евгений Попов — приводит следующую реплику Трифонова, прозвучавшую в ответ на предложение Василия Аксенова поучаствовать в альманахе: «Ребята, у меня своя игра», — и сопровождает своим комментарием: «Он в это время печатал в американском “Ардисе” роман “Отблеск костра” — про расстрелянного отца, про репрессии тридцать седьмого»[3285].

В общем, выбор Трифонова в качестве ходатая о приеме в СП был не самым удачным. Объясняется он тем, что Владимир Семенович очень любил прозу Трифонова — особенно его роман «Старик». А кроме того, зимой 1980-го на Таганке