– Кто? – спросила я.

Маруся повысила голос:

– Катька Иванова, мы в один класс ходили. Ее мама давноразвелась с мужем, а через пару лет нашла себе любовь. Нет бы Ивановойпорадоваться, что у матери все хорошо, но она дома террор устроила, сталаскандалы закатывать, дудела матери в уши: «Он шофер, зачем тебе тупой дядька,нам и без него хорошо». Можно подумать, что сами Ивановы к королевской фамилиипринадлежат! А потом она и вовсе сказала: «Выбирай: либо я, либо он!» И кактебе такая заява?

– Катя – махровая эгоистка, – по достоинствуоценила я поведение незнакомой девочки, – сама через несколько лет выйдетзамуж, а мать останется одинокой.

– Отвратительно! – воскликнула Маня. –Поэтому я сейчас и звоню. Муся, мы с Кешей с любым твоим мужем найдем общийязык, единственное, чего хотелось бы, так это чтобы он любил животных,остальное ерунда. И Зайка того же мнения, и Дегтярев, и даже Ирка с Иваном.

Тут только до меня дошел смысл разговора.

– Маня, ты полагаешь, что у меня роман?

– Мусечка, – затарахтела девочка, – Ольгавелела всем сделать вид, будто мы ничего не знаем, но я подумала, вдруг тыпредполагаешь, что я, как Катька Иванова, начну истерики мутить, и поэтомусоврала про день рождения Наташи Расковой?

Я оценила масштаб неприятности.

– Почему вы вдруг решили, что у меня объявился ухажер?

Маруся хихикнула.

– Ната Раскова позвонила Вере Луганцевой и сказала: «УДаши появился мужик, она с ним решила недельку провести, а чтобы ее семья невзбесилась и не заперла шебутную маменьку в погребе, наврала, будто гуляет уменя на днюхе. Никому не рассказывай, это секрет». Вера звякнула Кире Поповойсо словами: «Прикинь, Васильева отрыла себе парня, он голь перекатная, живет вподвале, у них любовь-морковь и прочее. Никому не рассказывай, это секрет».Кирка поделилась новостью со Светой Ильиной, нашептала ей: «Дашка связалась спарнем, украинцем, он на рынке морковью торгует. Никому не рассказывай, этосекрет». Светка пошла делать маникюр и растрепала про тебя мастеру Тане. ЛенаИльина на следующий день прибежала в салон на укладку, а там все ужепереругались, одни на твоей стороне, кричат: «Подумаешь! Какая разница, кто онпо происхождению? У парня отец богатый, он всю оптовую торговлю мясом в Москвеконтролирует и имеет монополию на продажу корейской моркови. Наплевать, чтоюноше девятнадцать лет!»

Другие им возражают: «Нельзя русской женщине за пожилогокорейца замуж выходить, ничего хорошего из-за разницы в возрасте и менталитетене получится. Что Васильевой делать с дедушкой на девятом десятке?»

Ильина тут же Зайке звякнула и спрашивает: «Олюшка, почемумне не прислали приглашение на свадьбу Даши?»

Зая прибалдела и ответила: «Дашутка не собирается подвенец».

«Вот ты какая! – обиделась Лена. – Все только иговорят про ее жениха, шейха из Дубаи, который богат до неприличия, он осыпалневесту рубинами размером с морковь!»

Ольга попыталась разобраться в сплетнях, пошла по цепочке,добралась до Наты Расковой, и та призналась: «Все правда. Дашутка попросила вамсоврать, что я отмечаю день рождения в течение недели. Она боится вампризнаться про отношения с сыном чернокожего эмигранта из Марокко, будущийсвекор – бизнесмен, имеет ювелирный магазин, где продает эксклюзивныеукрашения, медальоны из эмали в виде овощей, на верхней крышке у них выложенобриллиантами «Любовь-морковь».

– Круто, – только и сумела вымолвить я, когдаМанюня остановилась, чтобы набрать воздух в легкие.

– Мусечка, знай, – продолжала Маруся, – намвсе равно, кто он: кореец, индус, украинец или негр. Черный, белый, синий,фиолетовый, лишь бы тебе было хорошо, привози его смело в Ложкино, ни Кеша, ниЗайка, ни я, ни Ирка с Иваном ничего не скажем, а Дегтярев с Темой вообще егоне заметят. Помнишь, как у нас в доме жил Орландо из Испании? Когда он черезчетыре месяца в Мадрид улетать собрался, полковник увидел в прихожей чемодан исказал испанцу: «Очень рад, что у нас гости. Вы сегодня прибыли?Располагайтесь, чувствуйте себя как дома».

– Угу, – пробубнила я.

– Ты не можешь говорить? – заговорщицки подытожилаМаруська. – Чмок-чмок!

Я положила трубку на пассажирское сиденье. Знаю, что сплетниразносятся среди знакомых со скоростью огня, бегущего по бикфордову шнуру. Ночтобы такое придумать! И как мне лучше поступить? Поругаться с Расковой? Оченьхочется высказать Натке все, что я о ней думаю, но смысла нет.

Мобильный снова ожил, я посмотрела на дисплей иобрадовалась:

– Привет, Назар, есть новости?

– Да, нам надо встретиться, – ответил главныйсекьюрити банка, – не хочу по телефону говорить. Как насчет совместногоужина? Ты сейчас где?

– Почти в центре, – уточнила я.

– В районе Бронных улиц есть ресторан «МарьяИванна», – продолжил собеседник, – там хорошо кормят.

– Знаю, очень милое заведение с домашней кухней,стилизовано под квартиру, по залам ходят собака породы чихуа-хуа по кличкеШурик и котик, чье имя я забыла. Могу быть там через десять минут, –пообещала я.

До сих пор я общалась с Назаром исключительно по телефону,но, очутившись в трактире, сразу поняла, что начальник службы безопасностиуютно устроился у окна. Он был здесь единственным мужчиной, одетым в костюм ибелую рубашку с галстуком, остальные представители сильного пола мало походилина охранников. Их здесь всего было трое. Один – юноша лет двадцати с рыжимиволосами, второй – пижон средних лет в клетчатой модной толстовке с короткимирукавами, открывавшими бицепсы, украшенные масштабными татуировками, исекьюрити в пиджачной паре.

Я быстро подошла, села напротив него и весело воскликнула:

– Привет!

Назар оторвался от макарон и, окинув меня оценивающимпохотливым взглядом, ответил:

– Добрый вечер.

Я никогда не испытывала расположения к самцам, которыемысленно раздевают женщин, но с Назаром нас связывают рабочие дела, поэтомупостараюсь сделать обстановку дружеской.

– Угостишь пирожком? – улыбнулась я и, недожидаясь ответа, схватила с тарелки кусок кулебяки с капустой.

– Положи на место, – буркнул Назар, – я себезаказал.

Грубость его удивила, о партнере у меня составилосьположительное мнение, но лучше не делать поспешных выводов, вероятно, сама тогоне желая, я наступила секьюрити на больное место. Есть люди, которые очень нелюбят делиться своей едой.