за религиозную терпимость, последние пять лет был кальвинистом и неизбежно стал ассоциироваться с кальвинистской партией уже потому, что представлял Север. Таким образом, его задача состояла в том, чтобы удержать католический Юг, не потеряв кальвинистского Севера, и объединить их, никем не жертвуя.

Вторая задача Вильгельма состояла в том, чтобы сохранить политическое единство самого Юга. В отличие от невежественного дона Хуана, он не стал бы совершать ошибок по незнанию. Он знал о Юге все, что требовалось знать, но это знание не обнадеживало. На Севере знать отошла на второй план, и бюргеры совместно с мелкими землевладельцами правили без помех. Но на Юге даже с этой точки зрения все оставалось неясным. Твердолобые феодалы вроде Арсхота могли сколько угодно возмущаться вмешательством испанцев, но они были намного сильнее преданы королю как таковому, чем сельским жителям более низкого социального положения. Находясь во власти предубеждений, они отчаянно боялись растущего влияния бюргеров в Генеральных штатах, ненавидели и презирали комитеты городских жителей, управлявшие Брюсселем, Антверпеном или Гентом, влияние которых в эти смутные времена быстро росло. Те представители южной аристократии, которые, подобно Сент-Альдегонду, шли в ногу со временем и ставили интересы страны или веры выше своих личных интересов, уже перешли в ряды сторонников Вильгельма, пережили с ним изгнание, потеряли свои южные земли, а с ними и влияние на Юге. В результате классовая вражда была четко очерченной и потому весьма опасной. Вторую и, вероятно, более серьезную проблему Юга представляло кальвинистское меньшинство, склонное, как хорошо знал Вильгельм, к опасным вспышкам и часто связанное с экстремистскими группами в городах. В силу своего излишнего энтузиазма кальвинисты могли с легкостью подорвать доверие большинства к плану Вильгельма по объединению страны и насаждению религиозной терпимости. Они были абсолютно лишены понимания политической целесообразности и солидарности со своими северными братьями.

Военная ситуация на сей раз тревожила Вильгельма гораздо меньше, чем политическая. Дон Хуан с остатками испанской армии на тот момент не представлял опасности. Войска и флот Вильгельма уверенно контролировали положение и на суше, и на море. Местные добровольцы и остатки местной армии, которые сохраняли лояльность испанцам и действовали сообща с испанской армией до ее мятежа прошлым летом, теперь готовы были подчиниться Генеральным штатам и действовать против испанцев. Их реальным командиром был адмирал Боссю, которого Вильгельм знал еще со времен регентства Маргариты и изредка видел в последние восемнадцать месяцев, после того как его взяли в плен.

Таковы были трудности, которые предвидел Вильгельм, и группы, чей эгоизм ему предстояло обуздать или обойти и чью вражду он должен был погасить, прежде чем Нидерланды смогли бы очнуться от долгой ночи испанского правления и объединиться в единую живую нацию.

2

Первыми, кто встретил его у ворот Брюсселя, были Арс-хот и другие аристократы, и о них ему следовало подумать в первую очередь. Арсхот выглядел как нельзя более дружелюбным. В своих письмах Вильгельму он теперь называл себя не иначе как «ваш самый сердечный друг, готовый служить вам», и в тот же вечер пригласил его к себе на ужин. Вильгельм принял приглашение и уже через час или два без лишних формальностей пришел в дом Арсхота, где полночи ел, пил и развлекался.

Он больше не был так богат, как в далеком прошлом, но ему вернули некоторые из его земель, и он мог позволить себе ответное гостеприимство, более-менее соответствовавшее нравам Брюсселя. Обладая способностью быстро осваиваться на месте, Вильгельм понимал, что неформальный стиль Делфта не годится для столицы Брабанта, где даже от народного вождя ждут определенных манер, принятых среди людей его положения. Он сохранил привычку ходить по улицам пешком, но приемы в его доме были частыми и щедрыми. Брюссель не изменил способа ведения политических дел, и Вильгельм с его обычной естественностью и проницательностью с легкостью вернулся к освященным временем обычаям.

На следующее утро он занял свое место в Генеральных штатах по праву владельца земель в Бреде и принадлежности к брабантской аристократии. Собрание без лишнего шума проголосовало за его избрание штатгальтером этой провинции. Это было равносильно избранию губернатором Нидерландов, поскольку контроль над Брабантом согласно давней традиции возлагался исключительно на центральное правительство, и такое предложение, похоже, оказалось для Вильгельма неожиданным. Он отказался, собрание настаивало. Он отказался второй раз, чтобы, как минимум, иметь время обдумать ситуацию. Но когда ассамблея повторила свое предложение в третий раз, ему оставалось только согласиться. Глядя с кислым видом, как Вильгельм подобно Цезарю отказывается от величия, Арсхот и его друзья думали, что знают этого хитрого позера, которому никогда не доверяли. И как всегда, ошиблись и насчет человека, и насчет ситуации. Они думали, что теперь, когда он выполнил их задачу по выводу Юга из того тупика, куда завела их политика дона Карлоса, осталось только избавиться от него и начать все заново.

Брюссель бурлил интригами и слухами. Из Миддельбурга Шарлотта писала мужу, умоляя его не подвергать себя такому риску. Она слышала – и это была правда, – что он ежедневно обедает и ужинает в домах Арсхота и его друзей с самыми известными горожанами Брюсселя или с делегатами Генеральных штатов. Она понимала, что политическая необходимость требует, чтобы Вильгельм поддерживал постоянный тесный контакт со всеми этими людьми. Но должен ли он обедать с такими, как герцог Арсхот, который так известен своей нелюбовью к нему, или ходить по улицам без всякой охраны? Стараясь спрятать свои страхи под прикрытием протестов других людей, Шарлотта писала Вильгельму, что некоторые граждане Голландии обращались к ней лично с просьбой употребить свое влияние на него ради его же безопасности. Однако вскоре ей пришлось разделить опасности с мужем, поскольку начало октября застало ее с детьми на пути на Юг. На несколько дней они остановились в Бреде, где открыли огромный дом и подготовили его к грядущим мирным дням, а затем двинулись в Антверпен, где 23 октября 1577 года их встретил Вильгельм.

Это счастливое воссоединение произошло в преддверии надвигавшегося политического кризиса. Чтобы не дать принцу Оранскому затмить себя, Арсхот заставил Штаты Фландрии сделать его штатгальтером, а затем перебрался в Гент, чтобы без постороннего вмешательства разработать свои собственные планы. Все переговоры с доном Хуаном были прекращены, и, за исключением тех мест, которые контролировали его войска, никто больше не признавал его губернатором. Распрощавшись с ним в высшей степени грубо, Арсхот с недавнего времени начал подъезжать к другому принцу Габсбургу, брату императора Маттиасу, убеждая этого молодого глупца, что, поручив дело ему, Арсхоту, он сможет