отбитое филе на сковородку для обжарки, после чего подошёл к девушке и обнял её, успокаивающе поглаживая по спине. Она тут же ответила на объятия, прижимаясь ближе.

— Она контролирует меня, а не беспокоится, — фыркнула дочь. — Она всё ещё считает, что я маленькая.

— И это совершенно нормально, ты всегда будешь маленькой в её глазах, — хмыкнул Эдвардс.

— Это не нормально! Я хочу быть взрослой в её глазах! Вот почему ты относишься ко мне как ко взрослой, а она — нет?!

Кристиан в ответ лишь легко рассмеялся, после чего вернулся к плите, переложив филе в сковороду с соусом, чтобы протушить мясо.

— Потому что взрослой делают тебя поступки, а не возраст, Сесилия, — раздался холодный голос спускающейся по лестнице Эрики. — И сейчас ты ведёшь себя как маленькая капризная девочка.

Эдвардс изогнул губы в довольной ухмылке. Жена казалась очень раздражённой и нервной, она, спустившись, тут же подошла к кофейному столику, мельком оглядела все документы, ругнулась на итальянском, подошла к шкафу и стала открывать все дверцы и полки, выискивая, видимо, какую-то очень важную потерянную вещь.

— Что-то ищешь, моя королева? — покорным тоном спросил Кристиан, переворачивая мясо, но жена даже и бровью не повела.

— Почему это я веду себя, словно маленькая капризная девочка? — вспыхнула Сесилия, топнув ногой.

— Ну хорошо. Скажи мне: сколько уроков ты прогуляла на этой неделе? — проскрипела сквозь зубы Эрика, бросив на неё разгневанный взгляд, продолжая при этом рыться в шкафах.

— А сколько раз ты была на моих родительских собраниях? — парировала девочка.

— На твои собрания ходит отец, а у меня работа — ты это знаешь. Учёба — это твоя работа. Не выполняешь работу — не получаешь деньги, логично? — раздражённо бросила Ричардсон.

— Моя королева, нет ничего страшного в том, что наша девочка пропустила несколько уроков, — встрял Кристиан.

— Долго ещё ты будешь поощрять её разгильдяйство и нежелание брать ответственность за свои поступки? — она отошла от шкафа и повернулась лицом к мужу, испепеляя его гневным взглядом. — Если тебе плевать на её жизнь, то это не значит, что мне плевать, так что не лезь!

— Как ты можешь говорить, что папе плевать? — закричала Сесилия. — Он всегда рядом, он всегда поддерживает меня, всегда защищает, это тебе плевать! Иногда я вообще сомневаюсь, что ты моя мама!

Девочка ещё раз топнула ногой, после чего резко развернулась и быстрым шагом направилась прочь из комнаты. Женщины рода Манфьолетти — что с них взять? Кристиан усмехнулся, а затем перевёл взгляд на Эрику. На жене не было лица. Она побледнела и пустым взглядом смотрела в сторону, куда ушла дочь. Эдвардс чётко осознал, что судьба захотела дать ему шанс. Он медленно подошёл к Ричардсон, пока та была в трансе, и осторожно положил руки ей на плечи.

— Моя драгоценная, ты же понимаешь, что это просто подростковый возраст? — мягко произнёс Кристиан. — Давай присядем? Я приготовил цыпленка Парминьяна и картофельные ньокки.

Ричардсон хлопнула несколько раз глазами, а затем перевела взгляд на мужа. Она застыла в таком положении на несколько секунд, а потом сбросила с себя его руки и, словно ошпаренная, отпрыгнула назад.

— Пошёл ты в Неаполь со своим Парминьяном и ньокками! — плюнула Эрика. — Ты постоянно делаешь это: ты настраиваешь нашу дочь против меня! Я тебя ненавижу!

Она бросилась по лестнице в сторону своей спальни, а Кристиан раздражённо цокнул языком. Он победил и проиграл одновременно. Мужчина рывком стащил с себя фартук и направился следом за женой. Невозможно вспыльчивая и безумная, но в такие моменты её одной оставлять было нельзя. Кристиан знал Эрику со своих жалких четырнадцати лет, он мог заключить пари с любым человеком на земле, что знал её лучше всех остальных. Все заморочки, все потаённые мысли. Кристиан умел спокойно относиться ко всему происходящему в их доме, а эти стены, наверное, повидали множество неприятных сцен. Ссоры, крики, истерики, кровь, алкоголь, измены и боль — Эдвардс вокруг себя воздвиг непроницаемую броню. Всё держится здесь именно на нём — на его крепких плечах. А значит, нужно уметь брать себя в руки. Очевидно, что Эрика развалится на части, если рядом с ней не будет её заботливого внимательного мужа. Очевидно, что Сесилия сойдёт с ума без его чёткого, но не навязчивого контроля.

Дверь в спальню, как можно было ожидать, оказывается заперта. Крис усмехается и достаёт из кармана пистолет, который всегда носил с собой, проверяет, есть ли в нём патроны — конечно же, есть.

— Моя королева, я прострелю замок, если ты сама не откроешь мне дверь.

Эрика даже не шелохнулась за дверью. Кристиан криво улыбнулся: разумеется, он ожидал именно подобного результата, слишком хорошо уже успел выучить все повадки и привычки Ричардсон, но всё равно каждый раз надеялся и верил, что однажды жена подчинится, однажды жена поддастся ему, перестанет брыкаться и кусаться, выдумывая угрозу. Глупо отрицать, Кристиана вообще-то привлекала её непокорность, но Эрика не считалась с ним всегда. Никаких исключений.

— Ну что ж. Тогда прости меня, любимая, за испорченную дверь.

Кристиан сделал шаг назад и направил дуло пистолета на замок, после чего сделал несколько оглушающих и громких выстрелов. Ему было глубоко наплевать, напугают ли громкие звуки дочь — должна уже была, в конце концов, привыкнуть. Более того, Эдвардс не отрицал возможности, что Сесилия уже сбежала из дома. На эмоциях она любила творить глупости. Как мать.

Несколько выстрелов — и дверь покорно открывается, приглашая мужчину в спальню, которую он делил с женой. Разумеется, Эрика была здесь. Он быстро заметил её сидящей на полу и дрожащей в мелкой конвульсии. Жена закрыла лицо руками и никак не реагировала на внешние раздражители. Сейчас она напоминала прекрасную статую. Длинные волнистые волосы спадали на худую ровную спину, на обнажённую бледную кожу, на острые плечи, тонкую шею. Прятали за мягкой ширмой голубые глаза, длинные ресницы, пухлые губы и даже её крошечные пальцы, запутавшиеся в тёмных локонах. Шёлковый халат волнами спадал на пол. Она сидела на коленях и не реагировала. Молчала. В полной темноте, освещаемая лишь слабым светом восходящей луны, что протягивала свои руки из окна, чтобы приласкать нежную кожу Эрики.

Кристиан вдруг ощутил слабый укол ревности. Всё вокруг пыталось отнять у него его драгоценную жену. Верную подругу, страстную любовницу, колыхающую пустоту в сердце. Подчас он испытывал сильнейшее желание запрятать Ричардсон в тёмном подвале, никогда не выпускать — запереть навсегда. Чтобы больше никто не видел её восхитительной красоты, чтобы больше никто не смел думать о ней, мечтать, предоставлять, любить.