Ржавогубая пару раз ударяет губы друг о друга, берет красную толстую папку, на которой изображены два переплетающихся золотых кольца, встает аккурат под фотографией нашего Президента и кивком головы приказывает нам тоже встать.

Беру Агату за руку, переплетаю наши пальцы.

Ее ручка холодная — нервничает моя Богиня.

Сжимаю ее пальчики и пытаюсь согреть.

Она смотрим благодарным, любящим взглядом, а в уголках глаз проступили слезинки.

Моя сентиментальная Агата!

Никогда не была такой: ранимой, тонкой, уязвимой.

Я понимаю, что это из-за беременности, но такая Агата мне нравится больше. Агата, которую хочется оберегать, защищать и лелеять! И я уже начинаю подумывать, как бы сделать так, чтобы беременной она ходила чаще и дольше!

— В этот прекрасный день гости собрались здесь для присутствия на важном событии — регистрации брака, — начинает свою торжественную заученную речь ржавогубая.

У нее такой командный громкий голос, что я с испуга дергаюсь, а шов сзади на брюках мерзко трещит.

Супер!

Мы с Агатой одновременно прыскаем, когда рассматриваем наших типа «присутствующих гостей»: сам Президент РФ, смотрящий на нас из фотографии, стол, шкаф и кактус на подоконнике.

— Так как событие это официальное, прошу каждого из брачующихся выразить согласие вслух. Согласна ли на этот шаг невеста? — продолжает регистраторша и впяливается взглядом в Агату.

— Согласна, — хохочет моя Богиня.

— Согласен ли жених?

А куда мне деваться?

Кто там в греческой мифологии получается от связи человека и бога? Полубоги?

Значит, у меня теперь есть одна полноценная Богиня, одна Полубогиня и один Полубог!

— Согласен! — воплю я так, что ржавогубая подскакивает на месте.

— Для окончания официальной части прошу каждого расписаться в вашем первом общем документе, — указывает на стол. Ну куда уж там, первом. Расписываемся. — Объявляю вас мужем и женой! Жених, можете поцеловать невесту, — с барского плеча позволяет ржавогубая и недовольно отводит глаза.

Прижимаю Агату тесно к себе и целую глубоко, властно и настойчиво. Нехотя отрываюсь под недовольное пыхтение регистраторши, и тихонько шепчу своей супруге:

— Жена, — целую ушко, рядом с ушком и в шейку. — Самая.

Агата смущается и уворачивается, а потом беззвучно шевелит пряными губами:

— Я люблю тебя, мой бывший настоящий муж! — краснеет.

— Теперь хочу вручить официальный документ главе семьи, ведь именно он стал только что опорой, плечом для поддержки в трудную минуту, — прерывает наши облизывания ржавогубая и сует мне в руки свидетельство, а я еле сдерживаюсь, чтобы откровенно не заржать. — Невесту же прошу показать любимому, что для него она стала верной и любящей женой, крепко взяв за руку, — беремся за руки. — Теперь ваши жизни, идущие параллельно, надолго объединились в одну линию, которая будет тянуться долгие годы. Пусть они будут беззаботными и счастливыми. А чтобы запомнить этот момент, пусть каждый из приглашенных скажет теплые слова и напутствия, которые помогут слышать друг друга.

Что?

Обвожу взглядом «присутствующих гостей».

Ну говори уже, кактус, че уж!!! Поздравляй, приятель!

Агата складывается пополам настолько, насколько позволяет ее очаровательный животик, а я прикрываю ладонью глаза и трясусь в судорожном припадке смеха!

Идеально женатые, ну!!!

Спустя 7 лет

— Пап, эту или эту? — Соня демонстрирует две, на мой взгляд, абсолютно одинаковые водолазки розового цвета.

— А чем они отличаются? — интересуюсь у дочери, показательно закатывающей глаза.

— Пап, ну ты че? Вот эта, — приподнимает одну, — фуксия, а эта, — выставляет вперед вторую, — цвет Барби. Они же ра-а-зные, — протягивает София таким поучительным тоном, что становится стыдно за то, что в свои 34 не могу различить фуксию от Барби.

— По-моему они одинаковые, — пожимаю плечами.

— Это называется возрастной дальтонизм. Когда с годами происходит изменения в сетчатке глаза. Ну ничего, это обратимый процесс, правда Принцессушка? — треплет за пухлые щеки младшую сестру и уходит.

Обреченно перевожу взгляд на королевский стульчик для кормления и громко выдыхаю:

— П-ф-ф…

Господи, дай мне сил!

— Пап, помоги этот уровень пройти, — в кухню залетает взъерошенный Степа с телефоном в руках, — а-а-а, Принцесса обедает, тогда я пошел, — торпедой уносится мой сын, и мне хочется последовать за ним.

А всё потому, что Диана, моя двухгодовалая дочь, трапезничает!

Ее стульчик для кормления, который, к слову, выглядит, как настоящий королевский трон, стоит прямо посередине нашей немаленькой кухни. Вокруг него мелом очерчен круг диаметром в полтора метра. Это та зона, переступать которую опасно для жизни.

Так мы все: Агата, я, Степа, Соня и наш шпиц Герман спасаемся от «нечистой силы» Дианы. Причем слово «нечистая» имеет самое прямое значение, потому что, когда ест Диана, под пищевой обстрел попадет всё и все.

Смотрю на дочь, которая руками ест суп с рыбными фрикадельками. Вернее, это месиво сначала было супом до того, как в него попали детское печенье, обслюнявленный мякиш хлеба, огурец и фруктовое пюре.

Открыв рот, моя младшая дочь сучит ножками, когда на экране телевизора начинают друг друга перебивать политические обозреватели.

Вот так, друзья, моя двухгодовалая дочь питается только с включённым телевизором под политические передачи.

— Боже, — закрываю глаза и пытаюсь сглотнуть рвотный позыв, когда вижу, как дочь руками зачерпывает это мерзкое зелье и с удовольствием закладывает в рот. — Давай-ка, я тебя покормлю, Принцесса, — встаю с ложкой и переступаю запрещенную черту. У нас катастрофически мало времени, а мне еще нужно как-то умыть Ди.

— Сам! Я сам, сам, сам, — начинает колотить руками по столу, отчего во все стороны летят суповые брызги.

— Спокойно, — выставляю руки вперед, — сам! Всё сам.

Именно «сам», потому что «сама» — слишком энергозатратно, а у Принцессы каждая секунда на счету.

Поглядываю на время и чертыхаюсь.

Если мы опоздаем, мне влетит, а сегодня я уже получил сверх нормы приличных затрещин.

— Всё, подруга, цигель-цигель, ай-люлю! Время! — пытаюсь выдернуть из стульчика пузатую Диану, встречая её неистовое сопротивление.

Кое-как мне это