из бисера, сломанных игрушек Дианы и резиновых мячиков Германа.

Каждый раз я боюсь наступить и сломать себе ногу.

— Сонька, ты за тряпкой. Степка, сушишь Германа. Принцесса на мне, — раздаю всем команды.

— Почему сразу я? — канючит Соня. — У меня ногти! Я хочу Германа сушить.

— Ты слышала, что сказал папа? — вторит ей Степа.

— Я не с тобой разговариваю, Степашка. Твое время говорить наступит во время «Спокойной ночи, малыши», — парирует София.

— Я тебе сейчас как дам, — трясет перед носом сестры кулаком Степа.

— Так, команды отданы и обжалованию не подлежат, — снова рявкаю я и стягиваю промокшую одежду с Дианы.

— Пап, не команды обжалованию не подлежат, а приказ обжалованию не подлежит, статья 317 УПК РФ, — поучительно вещает София.

Иногда я ее боюсь. Свою шестилетнюю дочь. Потому что Соня — ходячая нудная «Википедия». Мне кажется, она знает всё. И даже больше.

Но со Степой они абсолютно разные. Если бы я точно не знал, что Соня старше брата на пару минут, никогда бы не поверил, что они — двойняшки.

Не знаю, кто там говорит, что у близнецов какая-то тонкая родственная нить. Нет у них никакой тонкой нити. Они, порой, готовы поубивать друг друга. Степа и Соня постоянно ругаются, подначивают и задирают друг друга. Если они оба молчат, значит, едят или спят. В остальное время их не заткнешь.

* * *

Одеваю Дианку в теплый комбинезон, потому что на дворе ноябрь, а вчера неожиданно выпал мокрый снег, который с утра на морозе превратился в жуткий гололед.

Под нескончаемый треп близнецов кручу по сторонам головой, пытаясь припомнить, ничего ли я не забыл.

— Гуня, Гуня! — кричит Дианка и тычет маленьким пальчиком в сторону дивана, из-под которого торчит пушистый хвост Германа.

Гуней Диана называет Германа, который неудачно заныкался от нее!

— Ну нет, Ди. Гуню мы брать с собой не будем, — умоляюще смотрю на дочку.

— Сяс буду олать! — складывает руки на груди мелкая шантажистка.

— Ди, на улице холодно, Гуня замерзнет, — пытаюсь уговорить Принцессу, хотя сам прекрасно понимаю, что это бесполезно.

— Ф-ф-фсё, олу! — надувает щеки точно Соловей-разбойник.

— Па-а-ап! — в один голос стонут Соня со Степкой и одновременно затыкают уши.

— Ладно, — плююсь я и, чертыхаясь, иду за Германом.

Будь у нас больше времени, возможно, я бы еще посражался, но, когда мы смертельно опаздываем, а с утра я еще конкретно так облажался перед Агатой, я не имею права сегодня вообще ни на что.

Тащу за задние лапы сопротивляющегося Германа и мысленно прошу у него прощения!

Знаете, как мы идем до машины, которая стоит в нескольких метрах от подъезда?

А вот как!

Двойняшки отвешивают поочередно друг другу поджопники и ругаются, а я скребу по гололеду, посыпанному песком, санками!

Санками!

Потому что Принцесса Диана вчера увидела снег, и ее не колышет, что от него ничего не осталось, потому что, если я не повезу ее на санках, она будет «олать»!

Тащу одной рукой сани, а в другой трясущегося от холода Германа.

Я не знаю, что прохожие видят в моем лице, но встречаю их жалостливые и ироничные взгляды.

Усаживаю детей по креслам: Принцессу, естественно, посередине, близнецов — по краям от нее. Герману достается переднее кресло и, клянусь, я читаю в его глазах благодарность!

* * *

Всю дорогу поглядываю в телефон и порядком начинаю нервничать. Агата ушла в поликлинику около трех часов назад, и за всё это время от нее нет никакой информации.

Возможно, она эмигрировала!

Будь я на ее месте, сделал бы так же!

Я, конечно, понимаю, что моя Богиня зла на меня как черт, но можно же было скинуть хоть сраную смс-ку?!

«Ну что там?» — пишу сообщение и отравляю Агате.

Я знаю, что там.

А вернее кто там.

Но все равно решаю уточнить.

От жены долго не приходит ответ, и я уже практически подъезжаю к Дворцу спорта, как телефон пиликает входящим сообщением.

Богиня: Игнатов, я говорила, что ненавижу тебя?

Ну начинается…

Я: 13 лет говоришь. Я так понимаю, это «да»?

Богиня: Я убью тебя, Игнатов!!!!!!!!!!

Вдогонку прилетает еще одно:

Богиня: Это да и да!!!!!!

Резко жму на тормоз, потому что чуть не врезаюсь в дорожный знак! Сзади раздаются вскрики испуга двойняшек и радости Принцессы.

— Все целы? — оборачиваюсь назад и сканирую каждого на наличие повреждений.

— Пап, ты че? — спрашивает Степа и шокировано округляет глаза.

— Исё, исё, — скандирует Дианка, восторгаясь случайными американскими горками с резким торможением.

Просто я… вот здесь слово матерное должно быть.

Паркуюсь на свободном месте возле Дворца, глушу движок и кладу свою бедовую голову на руль.

— Пап, что с тобой? — начинает нервничать Сонька.

Надо брать себя в руки и валить из машины, потому что Дианка начинает ныть, что ей жарко, Степа пытается переорать Ди, а Соня прищурено старается считать мои эмоции.

Во всей нашей компании самый адекватный — Герман, уснувший пристёгнутым в кресле и подергивающий во сне лапой.

Перед выходом быстро печатаю жене сообщение с вопросом, где она, на что получаю краткий ответ: «В такси. Подъезжаю».

Бросаю телефон в карман куртки и поочередно отстегиваю детей.

Мы уже практически забегаем в широкие двери Дворца спорта, как Дианка начинает натужно вопить:

— Гуня, Гуня!

Твою ж мать!

Отправляю детей в помещение, а сам бегу обратно в машину за забытым Германом, который, к слову, так и не проснулся. Отстегиваю парня, но тот ловко цепляется за обивку кресла и не дает себя вытащить.

Притворялся, засранец!

И я его понимаю!

— Герман, надо, дружище! Иначе будет «олать».

Я думаю, каждый в нашем многоэтажном доме знает, что такое «олать»